Спустя несколько дней, нам удалось найти одну важную деталь. Во время каждого улучшения пациента, наблюдались некоторые странности в работе желез внутренней секреции. Иначе говоря, самочувствие парня, а так же процесс его выздоровления, на прямую зависит от работы эндокринной системы. Оставалось только выяснить, что именно в его организме так меняет гормональный фон.
Следующие три дня мы не ничего ему не давали. Ни одной таблетки, ни одной инъекции. Он был абсолютно чистым, и все равно ничего. Организм парня ни на что не реагировал. Гормональные скачки продолжались, а мы по-прежнему не знали, как на них влиять. В одном мы были уверенны, чем бы мы его не пичкали, результата не будет. Это меня, до ужаса, угнетало.
Я знал, что если мы в самом скором времени не найдем и не зарегистрируем его болезнь, нам придется выписать парня. По факту его жизни ничего не угрожает. А пациент без болезни не может занимать больничное место. Я был категорически против этого и может по этому, я и не стал врачом. Глядя на подобную несправедливость, я испытываю невообразимую злость. Система никому не позволяет прыгать выше головы, потому я еще в университете поклялся, что никогда не позволю себе связаться с ней. Споры с главным врачом больницы ни к чему хорошему не привили. Этой бумажной, двухсот килограммовой крысе, очевидно, было наплевать на других. Ее больше волновала возможность выплатить кредит по, недавно купленному, «Мерседесу». Как бы там ни было, времени у нас остается совсем мало.
Размышляя о жестокости людей, я начал думать о том, что нам известно о нашем пациенте, кроме паспортных данных. Из всех родственников, у этого парня, есть только мать. Она, к сожалению, не может нам ничего сказать. И мне стало интересно, что он за человек. О чем он думает, что он чувствует. Меня осенило, что мы ничего не знаем о психическом состоянии больного. Ведь известно, что твое тело это проекция твоего сознания. При первой же возможности, я собрал нашу команду и озвучил свою догадку. Меня единогласно все поддержали. Мы пригласили нашего лучшего психиатра и отправились к парню.
* * *
Меня беспокоят его сны. Парень говорит, что эти, скорее видения, нежели сны, доставляют ему огромное беспокойство. Хотя логики в них я, к сожалению, не могу найти. Он рассказал нам о погибшей девочке. У него была подруга. Когда он был еще совсем маленьким, в том раннем возрасте, когда большая часть информации уходит глубоко в подсознание. Он показывал мне смутные картины. Лес, высокая трава, лето, он бежит за своей подругой, но не может ее догнать. Она убегает и растворяется в лесной чаще. На мгновение она возвращается и передает ему что-то, после чего, вновь, исчезает. Что именно она ему передала, он не может вспомнить. На этом моменте его сон обрывается.
К сожалению, не все мои коллеги предали этому большое значение. Но я, по какой-то причине, не мог расстаться с мыслью, что эти сны имеют огромное значение. То, что этот парень видит во снах, не дает ему покоя. Мне начинает казаться, что странная работа его эндокринной системы, непонятным образом связана с его психологическим состоянием. Я думал, что необходимо залезть в его сознание, что причина гормональных скачков кроется глубоко в его голове, где-то в прошлом.
Мне только что пришло сообщение, что с нашим пациентом, что-то случилось.
Он не может сказать ни слова. Практически не шевелится, как будто спит с открытыми глазами. Его состояние еще не было таким плохим. Я сел возле него и попытался его разговорить. Я видел, что он хочет что-то сказать, я пригнулся к нему. Но он ничего не сказал, я расслышал только вздох, настолько тяжелый и обреченный, словно последний. Он уснул, крепко и надолго. Ему диагностировали коматозное состояние.
* * *
В последнее время, меня преследует какая-то девушка. Я все чаще и чаще вижу ее в своих снах. Один и тот же сон на протяжении уже долгих месяцев. Я ищу ее в лесу, бесконечном лесу. Она хочет, чтобы я ее нашел, смеется, шепчет мое имя, которое эхом раздается по бескрайнему, неестественно, зеленому массиву. Я один. Но чувства мои подсказывают, что она рядом. Стоит мне сделать один шаг, и я слышу, как кто-то позади меня шагнул вслед. Но там пусто. Это лишь легкий ветерок потревожил ветви густых сосен, лишь мышка пробежала в траве, всего-навсего надежда попрощалась со мной. И я снова погребен под двухметровым слоем пустоты и одиночества. Я вновь потерялся на бескрайних просторах моего подсознания.