Керри Вон
Il est ne
Шарлин Харрис, Тони Л.П. Келнер
Введение
Нас так воодушевил успех сборника «Many Bloody Returns», что мы тут же бросились составлять следующий. В каждом рассказе первого сборника должны были присутствовать две обязательных темы: вампиры и день рождения. Идея себя оправдала, и для второго сборника мы тоже решили выбрать две темы. Выбирать их было очень весело — может быть, даже слишком, — и нас не раз заносило, когда мы перекидывались блестящими идеями по электронной почте. Например, зомби и День Посадки Деревьев — как вам?
Но успокоились мы на более разумной комбинации: оборотни и Рождество. Потом, опять же веселясь от души, составили список авторов, которых хотели бы видеть. К нашему восторгу, почти все они согласились. Дж. К. Роулинг, правда, отговорилась тем, что занята какой-то другой серией, но почти все прочие смогли представить рассказ в необходимый срок.
Мы надеемся, что вам этот сборник будет так же приятно читать, как и первый. Поразительно, как талантливые писатели разных жанров строят такие разные рассказы из двух одних и тех же блоков. Читайте и наслаждайтесь.
Керри Вон
Керри Вон пережила тяжелое детство дочери военного летчика и сумела пустить корни в Колорадо. Живет в Боулдере с собакой Лайли и жутким количеством хобби. Поучившись в мастерской «Одиссей райтинг», она публиковала рассказы в таких журналах, как «Рилмз оф фентези» и «Вейрд тэйлз». Почти вся ее работа в последние пару лет ушла в серию романов о вервольфице по имени Китти, ведущей радиопередачи для супернатурально ограниченных. В рассказе «Il est né» действие происходит как раз перед третьей книгой «Китти берет отпуск».
Из серии Китти Норвиль
Обхватив себя руками и дрожа от холода, Дэвид свернулся в клубок под нависшими сучьями сосны. Освещенный луной сугроб сверкал серебром прямо рядом с его убежищем. И снег продолжал идти, а Дэвид был голый. Достаточно было бы просто расслабиться, и холодно бы не было, но он боялся. Все больше и больше боялся каждый раз, когда это случалось.
Он не знал, где он, но это уже не так его волновало. И то, что его не волнуют такие вещи — вот это его уже волновало. Не знать, не помнить — это стало нормой. Он не знал, где он, но точно знал, как сюда попал. Все труднее было вырываться из этого пространства, не давать себе туда попадать. Он терял сам себя.
Он знал, что случилось: снова им овладел огонь, кровь всколыхнулась и переменила его. Его суть неумолимо захватывало иное тело, мех и зубы, когти и жилы. Тело охотника, волка. Перемену он остановить не мог. Он только мог бежать, спотыкаясь и оступаясь, куда-нибудь в глушь, где никто его не увидит, где он сам никого не тронет. И лучше бы остаться здесь, потому что все труднее было сопротивляться этой тяге. Проще признать, что именно здесь его место — теперь.
В прошлом году пало на него это проклятие, а потом в какой-то момент переменилось его представление о себе. Он не был больше человеком, превращавшимся в волка. Он стал волком, заключенным в тюрьму человеческой кожи. И этот волк хотел сбежать навсегда. Быть может, легче было бы, если бы он не возвращался в человеческий вид. Но это происходило.
Он снова задремал и проснулся от яркого солнца, сверкающего на снегу, почти ослепительного. Обещался прекрасный день, с обжигающим колорадским небом над головой, хрустким снегом, морозным воздухом. И нельзя же сидеть весь день с голой задницей под деревом, предаваясь растерянности и отчаянию.
В конечном счете именно это и потянуло его к цивилизации. Он все еще был человеком, и этому человеку стало скучно. Надо встать, пойти, найти дорогу, город или деревню, украсть себе какую-нибудь одежду. Выяснить, какое сегодня число, и понять, насколько долго он в этот раз отсутствовал. Быть в обществе людей, пока опять не овладеет им огонь.
То, что Китти не могла поехать на Рождество домой, еще не значило, что она должна быть одна.
По крайней мере это она себе говорила, заставляя себя провести вечер в «Доме вафель» неподалеку от федеральной дороги. Такие праздники полагается встречать с семьей, под веселые праздничные голоса, тосты за здоровье друг друга и изобильную закуску.
Здесь, конечно, было не так. Здесь была она, пара дальнобойщиков, официантка, повар, бокал безалкогольного эггнога и Бинг Кросби по радио. В общем, если не самое грустное зрелище на свете, то близко к тому.
Потягивая эггног, она читала Диккенса. Не напрашивающуюся «Рождественскую песнь», которой хватило бы ненадолго, а «Холодный дом». Очень подходящим казалось название, а толщина в три дюйма обещала, что книга долго не кончится.