— Хей! — раздалось вдалеке.
Ильхо остановился и приложил руку козырьком ко лбу, чтобы разглядеть, кто там. А потом, узнав срезающего путь через заросли Тео, прокричал в ответ:
— Мы здесь! Давай к нам!
Он не стал ждать, пока друг выберется, и кинулся к воде, где Этерь уже смогла продержаться на ногах до конца скольжения. Правда, это так её обрадовало, что она подпрыгнула, ликуя, и тут же оказалась в воде с головой.
Он лёг животом на доску и погрёб подальше от берега, но, когда проплывал мимо Этерь, не удержался и спросил:
— Так где хвост?
Она резко обернулась и со всей дури обдала его водой; смеясь и отплёвываясь, Ильхо поспешил отгрести подальше. Тем временем Тео избавился на берегу от штанов и в одной лишь набедренной повязке с разбегу нырнул в воду. Плавал он как рыба.
Этерь вновь полезла на доску, с усердием повторяя одно и то же. Это Ильхо подмечал вполглаза, а сам стал ждать волны, пытаясь представить, что он здесь один, и не выделываться: ещё одно позорное падение было ему сейчас «не по карману».
Как там это делает Тео? Не спеша, плавно…
Все мысли улетучились. Не осталось ничего, кроме куска дерева под ногами и волны, что несла его, пока он играл по её правилам.
Этерь напоминала ему волну: с ней тоже всегда верный ответ был лишь один…
Позже, чтобы передохнуть, они выбрались на берег. Тео воспользовался этим и взял старую доску у Этерь. Он мог бы, наверное, сбегать до дома, но слишком торопился успеть покататься до заката. А Ильхо устало упал на песок и раскинул руки и ноги, чтобы просохнуть.
— Как тебе живётся? — спросила Этерь, отжимая волосы позади него.
— Не понял.
Он с трудом запрокинул голову, чтобы посмотреть, как она встряхивает распущенной копной, и зажмурился от брызг.
— С такими длинными конечностями.
— Помнится, я обещал тебе порку.
— Но ты множество обещаний не сдерживаешь. Вот и оставайся верен себе.
Говорила она будто бы шутя, но Ильхо скорее почувствовал, нежели услышал за напускным весельем жесткость в её суждении.
Этерь опустилась на песок рядом, но ложиться на спину не стала, а обхватила руками широко расставленные колени и расслабленно округлила спину. Сейчас она, наверное, просто устала, но назавтра у неё всё тело будет ныть — это он по себе знал.
Ильхо полежал ещё, но, когда ему невмоготу стало разглядывать ямочки на её пояснице, с резким выдохом сел и принял ту же позу.
Вдруг вспомнилось кое-что ещё:
— Как обошлось с моим отцом? Он тебя не отсылает?
— Как он может меня отослать? Я же не вещь.
— Ха! Значит, ты плохо его знаешь. Он не в себе, подозревает всех вокруг. Ещё несколько лет назад он высылал отсюда рабочих одного за другим, пока все до последнего человека на острове не стали удовлетворять его требованиям.
— А мне твой папаша понравился. Не мелет попусту. Сразу видно, что знает, что и зачем говорит. Человек дела.
Ильхо хохотнул, и сам не понял, что же развеселило его больше: то, что отца назвали «папашей», или то, что он мог кому-то понравиться. Хотя последнее изумляло его вот уже который год: все жители острова отзывались о нём с теплотой и уважением. Но это он списывал на их простодушие.
Наверное, Этерь что-то почувствовала. Она бросила на него пристальный взгляд, словно желая уцепиться за мимолётную догадку.
— А что случилось с твоей матерью?
— Хм?
— Где она?
Ильхо набрал в горсть песка и выпустил тонкой струйкой обратно.
— Она умерла. Не вынесла торчать на этом острове с моим отцом.
— Хей! — Этерь толкнула его в плечо.
— Ну что?! Он мерзавец. Только почему-то никто этого не замечает.
— А ты всё замечаешь?
— Даже если не всё. Но в этом я уверен.
Она вздохнула.
— Так что ты помнишь о матери?
— Совсем немногое, — отвечая, он старался смотреть на море. — И смутно. Помню день, когда сидел рядом с ней у окна. Было солнечно. Как и всегда, — Ильхо скривился. — Она расчёсывала волосы. Они у неё были длинные, светлые. И я игрался с прядями, путал их, но она не сердилась. Лица не помню. Но помню, что она часто читала мне сказки. Особенно про морскую нечисть. Я был очарован морем и мне было ужасно интересно, кто живёт под водой… Пожалуй, всё.
— А как она умерла?
— Из-за ссоры с отцом. В тот вечер они кричали друг на друга — я не знал, куда деться от их ругани, — а после она выбежала из замка. Было уже поздно, темно; говорят, она пошла к Цехам и на одной из крутых дорожек оступилась и упала на скалы. Её унес прибой.
— Говорят?
— Мне так сказали. Но тела не нашли, и потому я ещё долго верил, что она просто сбежала. Я очень ждал, что она вернётся за мной, что это у неё был план, как выбраться с острова. От отца.
— Он неплохой человек…
— Да ладно? — Ильхо вскинулся зло, и Этерь осеклась.
Он поспешил отвернуться, и вдруг почувствовал лёгкое прикосновение к руке. Отца никогда не трогали его слёзы; с той страшной ночи Ильхо всегда рыдал в одиночестве на сиденье у окна в маминой комнате. А отец не рвал на себе волосы, и глаза его так и остались сухими, и он не нашёл ни слова утешения для испуганного шестилетнего мальчишки.
— Мне очень жаль, — тихо произнесла Этерь, приобняв его одной рукой и прижавшись так крепко, будто пыталась своими объятиями выдавить из него тоску.
Ильхо не имел ничего против её близости, но повод казался сомнительным. Нужно было придумать, как спасти этот вечер…
— Смотри! — Этерь вдруг подскочила и закричала, громко и радостно, словно ребёнок: — Смотри! Смотри!
Она потеребила его за рукав, указывая вдаль — на небо над замком.
Ильхо лишь поднял голову. В медных лучах заката над Коралловым островом парил корабль о чёрных с красным отливом парусах. Знаменитая «Химера», подёрнутая дымкой облаков.
— А, — голос плохо слушался, и он поспешил прочистить горло. — Это капитан Руперт.
Он тоже поднялся, отряхивая от песка подсохшие штаны.
— Наверное, у него к отцу дело.
Этерь обернулась, сияя от восторга.
— А какой он?
Ильхо взял время на размышление.
— Я слышал от приезжих, что в свете его считают мошенником. Но от дел с ним не отказываются, несмотря на репутацию, а значит, чего-то он стоит.
— Нет. Я спрашивала, что ты о нём думаешь.
— Я? — он растерялся. — Да ничего особенного. Он… занятный. И я всегда звал его «дядя Руперт», хоть он, кажется, старше меня всего лет на десять. В детстве с ним было весело играть, и он привозил мне подарки.
— То есть ты бы ему доверился?
Об этом Ильхо тоже не думал. Он постоял, раскачиваясь на носочках, и пожал плечами:
— Наверное, да.
— Значит, я тоже.
Этерь прищурилась, снова глядя на корабль. А он смотрел на неё, и это тепло, застрявшее в горле по пути от сердца, было вовсе не комом.
— Раз он тебе почти как дядя, тебе нужно в замок? — осторожно спросила она.
Да, раньше он бы побежал со всех ног. Ильхо опустил голову, пряча улыбку, и покачал головой:
— Не нужно.
— Тогда пошли! Покажешь мне ещё этих ваших трюков.
— Ну пошли. Отберём у Тео доску — хватит ему пока.
— Но есть же твоя доска.
— Моя? — переспросил он, забеспокоившись.
— Да. Твоя.
Ильхо едва сдержался, чтобы не загородить собой доску, так беззащитно лежавшую поблизости. Та была новёхонькая, такая славная, и он ещё даже сам не накатался на ней вволю.
Этерь сложила руки на груди.
— Серьёзно? Зажал?
У него было не так уж много на самом деле важных вещей в жизни — как вот эта доска. Но с другой стороны, это же Этерь…
— Хорошо, — он передал её со всей аккуратностью. — Только осторожней.
— Обещаю, — клятвенно заверила Этерь, не сделав на этот раз никакой шутки из торжественного момента.
*
Он поверить не мог такой удаче. Паруса «Химеры» развевались прямо над замком, и сам капитан Руперт собственной персоной должен был вот-вот ступить на внутренний двор.