Герцог выпрямился. Мальчик забывался.
— У меня сегодня много забот. Я ещё должен прибрать за тобой.
— За мной?
— Именно. Если бы ты не притащил её в замок, то все они были бы живы. В том числе и твоя тетка. — Сердце все-таки прихватило. — И я еще не знаю, что случилось с Этерией, но могу быть уверенным, что в этом замешан ты. Ведь замешан?
Ильхо промолчал под его строгим взглядом, весь трепеща от негодования.
— А значит, все это — следствие твоих решений и действий.
— Нет, ничего не закончено.
— Довольно. Я сообщил тебе достаточно. Я осмотрю твою руку и примусь за работу — ее сегодня будет предостаточно.
Ильхо приблизился, угрожая.
— Ты будешь отвечать, пока я не узнаю все, что мне нужно.
— Нет.
— Ты будешь.
Ильхо был выше его, теперь-то: мальчик вырос, а он только терял в росте с годами. Взгляд сына обжигал ледяной ненавистью, припирая к стенке. Он смотрел как человек, у которого не осталось сомнений.
Герцог оттолкнул его. Он достаточно терпел над собой чужую власть. Он не позволит еще и собственному сыну призывать себя к ответу.
Но Ильхо удержался на ногах, несмотря на изматывающую его рану. Он был не просто высок и жилист, он был силен — Герцог впервые осознал это так ясно, — и ответный тычок в грудь даже одной рукой заставил его влететь спиной в каменную кладку, выбивая дыхание.
Он вцепился в ворот рубахи сына, пытаясь оттолкнуть, а Ильхо — в его горло, завязалась немая борьба. Ильхо, пусть и одной рукой, но крепко держал его, Герцог в попытке отклониться съехал по стене и упал спиной в оконный проем.
Он не узнавал лица сына, душившего его. Эта беспощадная, оскалившаяся гримаса не могла принадлежать тому светлому, мечтательному мальчишке. Он даже не находил в себе сил сопротивляться. А может, сын сейчас просто вытолкнет его из окна, и все будет кончено.
Было очень тихо, или это кровь шумела у него в ушах, не давая различить прочих звуков, — не разобрать.
Но вдруг лицо Ильхо прояснилось, пелена спала с глаз, и он отступился, не спуская ошеломленного взгляда с него.
— Нет, — пробормотал он, отворачиваясь.
Герцог сполз на пол, имея возможность вдохнуть наконец-то, и ощупал горло.
— Ты удивил меня… — прохрипел он. — И я по-прежнему должен осмотреть твою руку. Ты можешь её потерять.
— Я не позволю тебе прикасаться ко мне.
— Это неразумно.
— Мне нужно… — проговорил Ильхо взволнованно, взгляд его метался. — Мне нужно, чтобы ты починил её.
— Кого?
— Этерь.
Его взяла оторопь, но Ильхо смотрел решительно.
— И речи быть не может.
— Ты сделаешь это.
— Я не могу, даже если бы хотел, — непреклонно ответил Герцог. — Искра ушла, других нет.
— А если бы была?
— Даже если бы была. Ее искра была синей.
— А любая другая не сгодится?
— Не знаю! — Черт, мальчишка только что чуть не придушил его, и требует ответов. — Я впервые использовал подобную и не успел изучить её свойств. Но брось эту затею. Этерь не вернуть.
— Почему? — потребовал ответа Ильхо.
— Есть много причин. Я не знаю, я могу только предполагать, какая совокупность факторов определяет их личности. И искра — это важная составляющая. Я проводил несколько экспериментов… — Он присмотрелся к мальчику. Так дело не пойдет. — Если ты хочешь что-то сделать для нее, тебе понадобятся обе руки. Дай мне осмотреть себя.
Ильхо помедлил с ответом, но все-таки здравый смысл возобладал; он кивнул.
Герцог медленно поднялся и направился к шкафу с медицинскими инструментами.
— Сядь, — потребовал он, указав на стол. Ильхо присел на край, внимательно наблюдая, как он достает из шкафчика хирургический набор и склянки.
— Перелома нет?
— Нет. Это был укус.
— Кто тебя укусил? Акула?
Ильхо странно посмотрел на него.
— Да, акула.
— А где был Тео в это время? Он должен был быть с тобой, чтобы этого не случилось.
— Тео был моим акульим оберегом?
— Он был твоим другом. И твоей защитой. Все же это место может быть и опасным.
— Ты не представляешь, насколько, — бесцветным голосом произнес Ильхо.
Герцог хмыкнул, снимая жгут.
— Это Тео сделал?
Мальчик кивнул.
— Ты его этому обучил?
— Нет, они все в этом хороши. Они наследуют мои способности и навыки в процессе выделки. Что очень кстати, ведь ты всегда был под присмотром тех, кто мог оказать тебе посильную помощь, поранься ты или захлебнись вдруг. Я не хотел, чтобы ты повторил судьбу Лолли.
— Они вовсе не были похожи на тебя. Даже Этерь.
— Ты путаешь характер и навыки. Кстати, что с ней случилось?
Ильхо прикрыл глаза и рвано выдохнул.
— Она хотела прыгнуть с камня в воду, но сорвалась и разбилась в полете. Мы были на пляже.
Герцог тяжко вздохнул. Отчаянная девчонка. Он знал, что сильно рискует, не внушая ей опасений по поводу собственной безопасности, той чрезмерной осторожности, которую вкладывал в умы других созданий. И вот итог. Со следующим образцом нужно будет выбрать иной путь.
Рана представляла собой разодранную плоть, обнажающую местами кость, по краям которой едва угадывались следы от острых зубов. Как Ильхо еще не потерял сознание от боли — оставалось загадкой.
— Это не похоже на укус. Вернее, не только на укус. Что произошло после?
Ильхо промолчал, с безразличием отвернувшись.
— Рану нужно промыть.
Мальчик только кивнул, так и не глядя на него. Он не издал ни звука, но неимоверно напрягся, костяшки его схватившихся за края столешницы кистей побелели, пока Герцог промывал рану — благо, чистая вода в кувшине на столе всегда обновлялась, — и сквозь плотно сомкнутые губы застонал, когда на плоть щедро пролилась вытяжка из трав.
— Мне нечем обезболить, здесь нет эфира, но я могу принести неразбавленного вина.
— Я не хочу пить.
— Это будет очень больно.
— Пускай.
Прокипятить инструменты тоже было невозможно, и пришлось прокалить их над свечой.
Герцог нашел в ларе с остатками материалов для игрушек деревянную щепу, пригодную для того, чтобы зажать её в зубах.
— Возьми это.
И Ильхо, не споря, зажал деревяшку во рту.
На первых стежках он запрокидывал голову, мыча тихо, но протяжно, а потом просто уронил ее на грудь и сидел смирно, лишь иногда измученно постанывая…
— Вот и все.
Он наложил повязку поверх. Ильхо выплюнул щепку и посидел какое-то время молча, приходя в себя.
— Теперь… — проговорил он не своим голосом, — теперь расскажи мне, что нужно делать. Как её починить?
Но Герцог не спешил отвечать. Сначала он собрал инструменты и, промыв, убрал их в шкаф.
— Никак, — сказал он закрывая дверцу. — Считай, что она умерла.
— Но ты же сказал…
— Мне нужно было зашить твою руку.
— Скажи как!
— Никак, — безжалостно припечатал Герцог. — Никак невозможно. Раз она развоплотилась, то искра потеряна, а без этой — именно без этой искры — не будет её такой, какой ты её знал. Но, допустим, у тебя была бы искра. Я обращаю их до того, как глина даст усадку и потрескается на металлическом скелете. А теперь, когда она столько времени провела в своем истинном обличье, на ней образуются трещины. Их можно заделать, но никто не даст тебе гарантии, что при обращении они не превратятся в нарушение целостности плоти. И последнее, — он пристально посмотрел на сына, продолжающего упрямо сжимать край столешницы, склонив голову, — ты действительно собираешься жить с ней, даже зная, кто она? Этой жизни ты себе хочешь?
Ильхо поднял смятенный взгляд.
— Я хочу вернуть её не для себя. Я просто хочу, чтобы она жила.
— Даже если это правда, — Герцог мрачно усмехнулся. — Что, будешь гоняться за той искрой? Положишь свою жизнь на то, что недостижимо?
— Почему именно та искра? Это её душа?
— Душа! — Герцог усмехнулся. — Это куда сложнее. Искра — это, скорее, дух. Все, что они слышат от меня в процессе создания, определяет их сознание. А душа… душа — это нечто, что образуется, когда суть искры соединяется с телом и моим внушением.