Выбрать главу

бы деньги. И весь мир у наших ног. Куда хотим, туда летим. Хочешь во Францию, хочешь

в Америку. В мире обязательно найдётся уголок, где нам понравится и мы осядем, чтобы

жить спокойно, без суеты и страха. Я не знаю, куда мы поедем… Мечта моя слишком

туманна… Но я знаю одно, здесь не будет нормальной жизни… Ты меня понимаешь?

Таня ласково коснулась пальцами моих губ. Я умолк.

- Ты не волнуйся, Стёпа. Я понимаю тебя. Но как же так – взять и уехать?

- Поверь мне, так нужно.

- Хорошо. Ты мужчина, ты решаешь. Только то, что ты предлагаешь, стоит больших

денег. Очень больших.

- Да, вот об этом я и хотел поговорить. Мы завтра с Сергеем едем к старым своим

знакомым, которые должны нам огромную сумму.

В её глазах мелькнуло недоверие.

- Стёпа…

- Пожалуйста! Не спрашивай меня ни о чём! И вообще не думай об этом. Просто

доверься мне. Хорошо?

- Я не знаю…

- Я знаю! Завтра в двенадцать тридцать поезд на Симферополь. Соберёшь только самое

необходимое, возьмёшь билеты и будете с Настей ждать меня на перроне.

- Стёпа, я боюсь.

- Сделай, как я прошу! Остальное на мне. Договорились?

- Стёпа…

- Сделай, как я прошу! Не думая.

- Хорошо, - сказала она и… расплакалась.

Я прижал её крепко к груди и стал гладить по голове, успокаивая, как маленькую.

- Ну, не плачь… Ну, Танюша… Всё хорошо… Не плачь…

…………………………………………………………..

………………………………………………………………………….

………………………………………………………………………………………..

Мы выехали поздней ночью.

За рулём сидел Привоз. Вождение, правда, не мешало ему болтать всю дорогу без

умолку.

39

- И на шо мне здалась такая жизнь, если у ней не будет взлётов и падений. Скучно,

девицы! Дайте мине выпуклости и впуклости, а до них ишо выражей. И шо с того, шо

имеется риск угодить головой у канаву, из канавы я…

- Ну помолчи ты, ради Христа! – потребовал Порох. – А то, клянусь, выкину из машины

к ёбаной матери!

- Есть ещё Порох! – восхищённо воскликнул Привоз. – Одно нехорошо – невры! Так

говорил мой кишинёвский дядя Амадей: невры! Вам, господин Порох, нужно кушать

яблочный кисель. В яблочном киселе крахмал и железо, а такая гремучая смесь укрепляет

невры. Но может случиться понос. Спросите у кого хочете. Особенно после кислого

молока. Так шо делаете выбор. Крепкие невры и жидкий стул или…

Сачок сидел рядом с Привозом, на переднем сиденье. Он обернулся к нам.

- Может, его придушить? Я справлюсь.

- Ну ты, дирижёр! – прикрикнул на него Привоз. – Держи свою клешню при себе, а то

вырву с корнем - и тебе нечем будет теребить своего дружка.

- Ладно, хватит базарить, в натуре! – приказал я. – Скоро нас ожидает… неизвестно что.

Не знаю, как вам, а мне нужно настроиться.

- Брось, бугор, пове…

- Закрой фонтан, я сказал! До тех пор, пока не приедем – все умерли!

Мы подъехали под утро, около пяти.

- Вон их дом! – указал Сачок.

- Мать вашу! – крикнул я. – Туши фары! Глуши мотор! – Я схватил Сачка за шею. – Ты

мог заранее предупредить?

- Ты сказал молчать.

Я в сердцах сплюнул и показательно вздохнул.

- Ох, бля!.. Ну и командочка!.. Ладно, выгружаемся. Дверьми не хлопайте!

- Не ссы, бугор! В такое время спят даже самые страшные грешники.

- Да? Тогда интересно, почему ты, сука, бодрствуешь?

Мы вылезли из машины. В ста метрах от нас в окружении высоких «корабельных»

сосен стоял мрачный дом. К нему вела извилистая, едва заметная тропа.

Ночь была светлой. То ли благодаря надкусанной серебряной луне, то ли из-за уже

приближающегося рассвета.

Я задрал голову вверх и уставился на краплёное многочисленными звёздами небо.

Подождал, может, упадёт какая из них. Нет, ни движения, ни мерцания, ничего. Казалось,

всё вокруг замерло в ожидании наших действий.

- Ну что, босота, с Богом! – я оглядел своих бойцов. – Ну! Давайте все к дому. Веером.

Приблизившись к дому, мы заняли позиции. Достали пушки. Я присел у двери и кивнул

Сачку. Он постучал. Как по мне, слишком быстро, почти сразу мужской голос, абсолютно

не сонный, спросил:

- Кто?

- Мирон, это я. Сачок.

- Ёбсель! Ты как добрался к нам?

«На такси», - прошептал я Сачку, но тот, видать, не услышал.

- Всю ночь до вас шёл. У меня важная информация. Отворяй.

Придурок!

- Ты думаешь, я мотора не слышал?! – заорал Мирон. Один за другим раздались три

выстрела. Пули пробили дверь и вошли в грудь Сачку. – Атас, братва! Сачок-сучара

лягавых привёл!

Потом раздался треск разбившегося стекла. И автоматная очередь стала щедро поливать

окрестности.

- Бугор, шо ты скажешь за наше положение?

- Оно не безнадежно, - отозвался я.

- Ты оптимист, Угрюмый.

40

- Да, бля, я угрюмый оптимист!

Отбежав на несколько шагов, я упал на землю. И выстрелил на звук автомата.

На крыше дома я разглядел чердачное окно. Я указал на него Пороху. Тот кивнул и

довольно лихо стал взбираться по стене на крышу. Желая отвлечь внимание на себя, я

вскочил и шмальнул раза три-четыре по окнам. Автомат умолк. Неужели я попал?.. Но

через пару мгновений автомат ожил. Я снова прильнул к земле. Приполз Привоз.

- Мать моя женщина! Мне есть шо сказать этим людям за гостеприимство!

- Привоз, животное! В доме, блядь, пять окон! Чё ты тут ползаешь, тварь? Обогни дом и

луканись в окно!

- Так а я за шо? Я поползу тудою, а ты стреляй!

- Ты, блядь, не учи отца ебать, козла вонять, а дедушку кашлять.

- Так я пополз?

- Пиздуй давай!

Я приподнял голову, посмотрел на дом. Пороха нигде не было видно. Должно быть, он

уже проник внутрь.

В этот момент сквозь автоматную очередь прорвался пистолетный выстрел, вслед за

ним ещё один. Автомат захлебнулся и затих. В наступившей тишине прозвучал ещё один

выстрел. И ещё один, и ещё… А дальше – ни звука! Тишина… Я слышал только стук

собственного сердца.

Я зыркнул на Привоза, он на меня.

- Шо творим?

- Ждём, - ответил я.

- Чего?

- Заткнись!

- Не понял?

- Засохни!

В томительном ожидании прошло минут пять-десять. Со стороны дома по-прежнему не

доносилось ни звука.

Хотелось курить.

Светало.

Прошло ещё пять минут. Подул лёгкий тёплый ветерок. Пустил волну по траве. Запели

птицы. Вначале робко, а затем разошлись по полной. Какой-то долбодятел мелкой дробью

застучал о ствол совсем неподалёку.

Я приподнялся. Потом встал во весь рост и не спеша направился к дому. Привоз за

мной.

Вышибли дверь. Вошли.

Внутри перед нами предстала немая сцена. В углу, у лестницы, что вела на чердак,

лежал мёртвый Порох с дыркой во лбу. У разбитого окна остывали два жмурика. А

напротив, на полу, облокотившись о кровать, полулежал-полусидел Стос. Всё его

туловище было в кровавых бинтах. В руке он держал пистолет и смотрел на нас пустыми

безучастными глазами.

- Брось шпалер! – приказал я ему.

Он безоговорочно отбросил пистолет в сторону.

- Послушай, Стос, нам нужны только бабки.

Стос криво усмехнулся:

- Всем нужны бабки.

- Я церемониться с тобой не буду. Я порежу тебя, гниду, на куски. А потом обыщу весь

дом. И даже если – в худшем случае – денег я не найду, я не расстроюсь. Я буду жить, и

жизнь моя будет красивой. А ты, насекомое, будешь гнить…

- Да шо ты с ним базаришь, Угрюм! Я ему щас все ногти вырву – расскажет даже, где

бабушка мелочь держала.

41