Илиада

Кто из противников первый копье свое медное бросит.
Оба ж народа молились бессмертным и руки вздевали.
Так не один говорил и в ахейских рядах, и в троянских:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий!
Кто из обоих во всем, что меж нами случилось, виновен,
Сделай, чтоб, насмерть сраженный, в жилище Аида сошел он,
Мы ж меж собой утвердили б священные клятвы и дружбу!»
Так говорили. Потряс шлемоблещущий Гектор великий
Жребии, глядя назад. И выскочил жребий Париса.
Все после этого сели рядами, где каждый оставил
Быстрых своих лошадей и доспехи свои боевые.
Богоподобный Парис же, супруг пышнокудрой Елены,
Стал между тем облекать себе плечи доспехом прекрасным.
Прежде всего по блестящей поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой;
Следом за этим и грудь защитил себе панцырем крепким
Брата Ликаона,[28] точно ему приходившимся впору.
Сверху на плечи набросил сначала свой меч среброгвоздный
С медным клинком, а потом и огромнейший щит некрушимый;
Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,
С гривою конскою; страшно над шлемом она волновалась.
Крепкое взял и копье, по руке его тщательно выбрав.
Так же совсем и герой Менелай снаряжался на битву.
После того как в толпе средь своих они к бою оделись,
На середину меж ратей враждебных противники вышли,
Взглядами грозно сверкая. Охватывал ужас смотрящих
Конников храбрых троян и красивопоножных ахейцев.
Близко друг к другу они подошли на измеренном поле,
Копья в руках сотрясая и злобясь один на другого.
Первым Парис боговидный послал длиннотенную пику
В щит, во все стороны равный, ударивши ею Атрида;
Но не смогла она меди прорвать, и согнулося жало
В твердом щите Менелая. Вторым Менелай русокудрый
Медную пику занес и взмолился к родителю Зевсу:
Дай отомстить человеку, кто первый худое мне сделал,
Дай, о владыка, чтоб мною сражен был Парис боговидный,
Чтоб ужасался и каждый из позже родившихся смертных
Гостеприимному злом воздавать за радушье и дружбу!»
Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику,
В щит, во все стороны равный, ударивши ею Париса;
Щит светозарный насквозь пробежала могучая пика,
Быстро пронзила искусно сработанный панцырь блестящий
И против самого паха хитон у Париса рассекла.
Тот увернулся и этим избегнул погибели черной.
Сын же Атрея, извлекши стремительно меч среброгвоздный,
Грянул с размаху по гребню на шлеме: но меч, от удара
В три иль четыре распавшись куска, из руки его выпал.
И возопил Менелай, на широкое небо взглянувши:
«Нет никого средь бессмертных зловредней тебя, о Кронион!
Я уже думал отмстить Александру за низость, — и что же?
Меч у меня разломался в руках на куски, и без пользы
Пика моя излетела из рук. И его не убил я!»
Ринулся он на Париса, за шлем ухватил коневласый
И потащил, повернувшись, к красивопоножным ахейцам.
Стиснул узорный ремень Александрову нежную шею,
Под подбородком его проходивший от шлема, как подвязь.
И дотащил бы его Менелай, и покрылся бы славой,
Если б остро не следила за всем Афродита богиня:
Подвязь из кожи быка, убитого силой, порвала,
Шлем лишь один очутился в могучей руке Менелая.
В воздухе шлем Менелай закружил и швырнул его быстро
К пышнопоножным ахейцам; и шлем тот друзья подобрали.
Бросился вновь он вперед, поразить Александра желая
Медным копьем. Но нежданно его унесла Афродита,
Очень легко, как богиня, сокрывши под облаком темным.
В сводчатой спальне душистой его усадила, сама же
Быстро пошла, чтоб Елену позвать, и нашла ее вскоре
В башне высокой; вокруг же троянки толпою сидели.
Дернула тихо богиня ее за нектарное платье,
Древнерожденной старухе обличьем своим уподобясь,
Пряхе, которая в дни, как жила еще в Спарте Елена,
Шерсть ей пряла превосходно и очень Елену любила.
Ей уподобившись, так Афродита богиня сказала:
«В дом возвратись поскорее, тебя Александр призывает.
Он уже в спальне сидит на кровати точеной, сияя
И красотой, и одеждой; и ты никогда б не сказала,
Что из сраженья он с мужем пришел, но что хочет итти он
На хороводы иль сел отдохнуть, с хороводов пришедши».
Так ей сказала и душу Елены в груди взволновала.
Лишь увидала Елена прекрасную шею богини,
Прелести полную грудь и блистание глаз ее ярких, —
В ужас пришла; обратилась к богине и так ей сказала:
«О, для чего обольстить меня снова, жестокая, хочешь?
Может быть, дальше меня, в многолюдный какой-нибудь город
Фригии или прелестной Меонии хочешь увлечь ты?
Может, и там средь людей, предназначенных к смерти, нашелся
Милый тебе? Побежден Александр боговидный Атридом;
Хочет со мною, мерзавкой, домой Менелай возвратиться.
Вот из-за этого ты и явилася с кознями в мыслях.
Шла бы к Парису сама! От путей отрекися бессмертных,
Больше ногой никогда не касайся вершин олимпийских,
Оберегай его вечно, терпи от него, и в награду
Будешь женою ему или даже наложницей только!
Я же к нему не пойду. И позорно совместное ложе
Мне для спанья оправлять. Надо мной все троянские жены
Будут смеяться. Довольно и так мне для сердца страданий».
Вспыхнувши гневом, ответила ей Афродита богиня:
«Дерзкая, смолкни! Меня не серди или я тебя брошу,
Возненавижу с такою же силой, как прежде любила;
Лютую злобу к тебе разожгу и у тех, и у этих,
В ратях троян и данайцев, и злою ты смертью погибнешь!»
Так ей сказала. Елена, Зевсова дочь, испугалась
И, серебристо-блестящим одевшись покровом, в молчаньи,
Скрытно от женщин троянских, пошла; божество перед нею.
Вскоре пришли они обе к прекрасному дому Париса.
Быстро опять за работу взялися служанки. Она же
В спальню высокую молча вступила — богиня средь женщин.
Стул тут взяла Афродита улыбколюбивая в руки,
Перенесла и, — богиня! — поставила близ Александра.
Дочь Эгиоха-Зевеса Елена на стул тот уселась
И, отвративши глаза, упрекала супруга словами:
«С боя пришел ты? О, лучше бы, если бы там и погиб ты,
Мужем сраженный могучим, что был мне когда-то супругом!
Прежде не сам ли ты хвастал, что силой, копьем и рукою
Ты превосходишь царя Менелая, любимца Ареса?
Что ж, возвращайся обратно! Иди, вызывай Менелая
Снова сойтись в поединке. Но, впрочем, советую лучше
Повоздержаться, и впредь с Менелаем, любимцем Ареса,
Не воевать безрассудно войною и боем не биться,
Иначе быстро тебя укротит его крепкая пика!»
И, отвечая Елене, такие слова он промолвил:
«Не отягчай мне, жена, оскорбленьями тяжкими душу!
Нынче меня победил Менелай при поддержке Афины,
Завтра же я его: есть и у нас покровители боги!
Ну, а теперь мы с тобой на постели любви предадимся!
Страстью такой у меня никогда еще ум не мутился,
Даже тогда как впервые на быстрых судах мореходных
Лакедемон мы прелестный покинули и на скалистом
Острове соединились с тобою любовью и ложем.
Нет, и в то время со страстью такою тебя не любил я!»
Так он сказал и к постели пошел, а за ним и супруга.
Рядом друг с другом они улеглись на кровати сверленой.[29]
Сын же Атрея метался по толпам, как зверь разъяренный,
Взоры бросая кругом, не увидит ли где Александра.
Но ни единый из храбрых троян иль союзников славных
Мощному сыну Атрея не мог указать Александра.
Прятать из дружбы никто бы не стал его, если б увидел:
Всем одинаково был он, как черная смерть, ненавистен.
К ним обратился тогда повелитель мужей Агамемнон:
«Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных!
Видимо всем торжество Менелая, любимца Ареса.
Вы аргивянку Елену с богатством ее увезенным
Выдайте нам, заплатите и пеню, какую прилично, —
Так, чтобы память о ней и у дальних потомков осталась».
«Дружно одобрили слово его остальные ахейцы.