Вестником Полидамант к аргивянам идет, что градские
Тверди им можно предать; он мира в обмен на коварство
Просит, крамольникам мздой, и за стены тайный данаям
Путь он сулит. Но медлит Улисс, но Нестор страшится,
Пирр отвергает обман. Посул неверный смущает
Этих,[782] обманом страша, а тот, на победу надежен,
Бранью, творимой в ночи, осквернить триумф избегает.
Но смущает вождей сомненье; задержан фригиец,
720 И с посольством идти инахийцу вверяют Синону:[783]
Должно ль посулам сим доверять? В илионские домы
Тот грядет, и Анхиз, поручившися, весь разрушает
Страх, и сам Антенор клянется, что искренни речи.
Слово вождям дают, свидетельствуясь божествами,
Тут инахиды, в веселье веля, чтобы не опасались
За своё и своих; к сему и дары прилагают,
Мздою посулы свои крепя — не Пергам лишь единый,
С гражданами несчетны сулят им Азии грады.
Весел, уходит фригиец,[784] и где найдет неприятель
730 Доступ во град, и когда ему в путь, и какой ему будет
Знак, чтоб двинуть войска, осмотрительно им указует.
Есть потаенны врата, безмолвна стезя для коварства,
С высеченною главой Пегаса:[785] вот путь аргивянам,
Что от вождей[786] повелен.
Колесница солнца погрузла;
Время им было идти. Вот ясный светоча пламень,
Узрен мужами, им знак подает. Сплотившися тесно,
Кто с тревогой идет, кто в покое. Огнем фригиянин
Путь им являет и вход отверзает. О замысел страшный
Душ злотворных! о грех, неведомый летописаньям!
740 Азии страны цвели; в своих богата трофеях,
Троя цвела, государем сильна и за ратью надежна,
Ни богов, ни судеб не страшася. Греков победа[787]
Скоро пресеклась, лжецом оказался бы Калхант, однако
Внутренний враг и — тяжеле всего — свои к злотворенью
Средства пророком творят Фесторида. Сам ненавидит,
Сам, гражданин, отверзает он град.[788] Не скрипнули петли,
Дроты, щиты не звенят, блюдут молчанье отряды,
Всё тайком, а въявь ничего.[789] Вступивший всех прежде
В град, не терпя коварству служить, побеждать втихомолку,
750 Пирр восклицает: «Теперь к оружью, фригийцы! идите
В сретенье нашим полкам! Доколь коснеть вам в дремоте?
Уж безопасности нет; врата отверзлися; вот мы
Мчимся, данаи. Коль кто из вас соступиться со мною
Гневом влечется, на мрак сей Марсов труд несравненный
Не осужден — но ваш подарит нам зрелище пламень!»
Молвил — и, факел схватив, Пергам зажигает он, первым
Путь прочистить себе стремясь. Иные ярятся
Наперебой кто огнем, кто железом; опустошитель
Бродит огонь, и мечи вторгаются сна во средину.
760 Ярая ночь, нещадная подлинно, бурна и скорбна,[790]
Дикая ночь, трагических вопль тебе нужен котурнов[791]
Или сатиры тяжелой укус; ты одна торжествуешь,
Прибыль с бесплодных трудов толь многих дней ты стяжала!
Если б число языков у меня с числом карпатосских
Ликов сравнилось[792] и грудь неизмерным полнилась Фебом,
Я описать бы не мог убийства, пожары, стенанья,
Данные ночью одной фригийцам. Кто в пламень от лезвий,
Кто из огня убегает к мечам — о жалкое бедство! —
Бег от судьбы на судьбу налетает. Той лишь страшатся
770 Смерти, что первой в уме взросла. И многим, кто обе
Гибели снес, привелось познать сугубые скорби.
Бедствия яростный зрак, векам неведомый прежним!
Здесь дремота, там бодрственный гнев; не встречает помехи
Бурная длань, и вольно выбирать разящей деснице
Между смертями: в грудь иль в уста ей войти, или в горло,
Или все члены вписать ей в перечень должно ранений.
Те, однако, кто ночь провождал за обычной трапезой
Или же в бодром покое бесед, по шуму понявши,
Что данаями град захвачен, и пламень увидев,
780 Чтоб защититься, бегут к оружью: но, огнем отвсюду
Обойдены, находят, что путь пресечен им, и, тщетно
Силясь горящий чертог покинуть, скорбят о горчайшей
Смерти и гибнут они с истребленным оружием вместе.[793]
вернуться
Этих — Нестора и Улисса; тот — Пирр.
вернуться
И с посольством идти инахийцу вверяют Синону. — С отказом от истории Троянского коня роль Синона, столь значимая во II книге «Энеиды», свелась к тому, что его посылают для переговоров к троянским заговорщикам.
вернуться
Фригиец — Полидамант, теперь отпущенный греками.
вернуться
…врата… С высеченною главой Пегаса. — «Полидамант предлагает привести ночью войско к Скейским воротам, на которых снаружи была высечена конская голова» (Дарет, гл. 40). К этому изображению на воротах свелся миф о троянском коне.
вернуться
…от вождей… — Речь не только о вождях греков, но и о главах троянского заговора, Антеноре и Анхизе.
вернуться
Греков победа (victoria Graium). — Та же клаузула: Вергилий. «Энеида», XI, 289; Стаций. «Фиваида», V, 678.
вернуться
Сам ненавидит, Сам, гражданин, отверзает он град. — У Дарета (гл. 41) ворота открывают Эней и Антенор. Можно предположить, что у Иосифа это делает некий безымянный троянец. Но Ригг считает, что сам (ipse) отсылает к последнему поименованному персонажу — Калханту. Иосиф в свое время умолчал о троянском происхождении Калханта (см. прим. к IV, 254) и теперь имеет возможность поразить читателя зрелищем величайшего предательства. Кроме того, на протяжении всей поэмы Иосиф порицает языческие религиозные практики и, в частности, доверие к предсказаниям (IV, 215 слл.), и вот у него есть повод показать, на что пускается языческий пророк, чтобы его предсказания сбылись. «Даже если Иосиф не делает предательство Калханта явным, он с помощью грамматической двусмысленности сеет подозрения в наших умах» (Rigg 1998, 177 f.).
вернуться
Всё тайком, а въявь ничего (omnia clam clarumque nichil). — Двойной стилистический эффект, хиазм с парономазией.
вернуться
Ярая ночь, нещадная подлинно, бурна и скорбна (Nox fera, nox vere nox noxia, turbida, tristis)! — Апострофа, асиндетон, лексический повтор, этимологическая фигура, аллитерация — целым стилистическим фейерверком отмечено авторское вторжение в рассказ о ночи, когда пала Троя.
вернуться
…трагических… котурнов (tragicis… conturnis). — Ср. Гораций. «Сатиры», I, 5, 64; Овидий. «Тристии», II, 1, 393; «Письма с Понта», IV, 16, 29; Марциал, VIII, 3, 13 и пр.
вернуться
Если б число языков у меня с числом карпатосских Ликов сравнилось… — Вариация гомеровской формулы («Если бы десять имел языков я и десять гортаней…», «Илиада», II, 489 сл.), дошедшей до Иосифа через Вергилия («Георгики», II, 43 сл.) и многократно варьировавшейся в латинской поэзии; ближайший образец — Клавдиан, «Панегирик Пробину и Олибрию», 55 сл. (ср. клаузулу pectora Phoebus в ст. 56 с аналогичной у Иосифа в ст. 765). Подробнее см. Клавдиан 2008, 313. …карпатосских Ликов (Carpacias… figuras). — То есть обличий Протея, живущего в Карпатосском море (Вергилий, «Георгики», IV, 387 сл.) и потому именуемого «карпатосским старцем» (Овидий. «Любовные элегии», II, 15, 10) и «карпатосским пророком» (Овидий. «Метаморфозы», XI, 249; Стаций. «Ахиллеида», I, 136).
вернуться
…с истребленным оружием вместе. — С оружием, которое вместе с ними уничтожил огонь.