К скорости развития сюжета в повести Михаила Зарубина подходит поговорка «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Или, как говорит сам автор, «жизнь летела, как огромный железный паровоз, на всех парах». Действительно, время в этом художественном произведении, в целом, движется быстро. Охватывающее несколько десятилетий, небольшое по количеству страниц повествование кажется динамичным, писатель не позволяет себе останавливаться на деталях и сюжетах второстепенных, не раскрывающих идею произведения. Но если автор убежден, что какие-то сведения или описания необходимы для ее раскрытия, то замедляет повествовательный ритм, не жалеет слов и обстоятельно, даже с нарочитыми повторами, рассказывает, например, о трудностях профессионального становления главного героя или об обретении им руководящих навыков. Кажется, что повесть строится из отдельных, достаточно крупных сюжетных блоков. Такая композиция требует их ритмического подобия, размерного соответствия, связующего образного языка. Оригинальные художественные образы чаще встречаются в повести даже не в описаниях любимой автором родной природы, а в изображении трагедийных моментов, как, например, в жуткой сцене крушения поезда.
Одна из тем, которую можно сформулировать старинной русской поговоркой «от тюрьмы и от сумы не зарекайся», вступает в сюжет почти с первых страниц произведения. Часто героями повести, живущими на благословенной сибирской земле, совершаются безнравственные, противоправные поступки. И автор, чтобы ответить на основной вопрос своей повести – о природе счастья, ставит не менее сложный, вспомогательный, но необходимый вопрос – вопрос о природе зла.
Хотя Иван был родом из Сибири, из таежного глухого края, но и он дивился красоте этих мест. Дивился и тому, сколько же в этом благодатном крае находится злых людей, готовых при одном неосторожном движении или слове моментально превратиться в зверей, изувечить и убить.
На первых страницах мы становимся свидетелями, как два мальчишки, главные герои повести, совершили преступление – нечаянно сожгли колхозный амбар. Преступление совершают и взрослые. До полусмерти избила своего маленького сына мать Петьки, через ее образ писатель подводит нас к краю беспросветной нравственной бездны. И Ивану с первых своих рабочих дней приходится ощутить дыхание зла, столкнуться с искореженными судьбами и звериными повадками живущих на поселении женщин, которые надрываются на тяжелых работах на железной дороге. Вместе с ними пришлось набираться руководящего и профессионального опыта главному герою Ивану. И позже, став руководителем важной комсомольской стройки, где всегда самый сложный этап доставался заключенным, Иван вынужден был работать и общаться с зеками. Плохо одетых, постоянно голодных, с потухшими глазами, он не просто жалел до боли, но чувствовал и пытался понять их горе.
Михаилу Зарубину удается горько и убедительно, в образных традициях классической русской литературы, где на протяжении веков наблюдалась забота не о сильных мира сего, а об униженных и оскорбленных, изобразить мир оступившихся и отринутых людей, и виноватых, и безвинно осужденных. Без излишней жалостливости, без ныне модных ужасающих сцен насилия и деталей тюремного быта или неоправданной воровской романтики, но с духовным состраданием автор изображает этот страшный мир современных каторжан, как извечный, никогда не пресекающийся, кажется, мало отличающийся от мира героев Ф. М. Достоевского. Для великого русского писателя каждая человеческая боль была собственной болью: «Ругательство было возведено у них в науку; старались взять не столько обидным словом, сколько обидным смыслом, духом, идеей, – а это утонченнее, ядовитее. Беспрерывные ссоры еще более развивали между ними эту науку. Весь этот народ работал из-под палки, следственно, он был праздный, следственно, развращался, если не был прежде развращен, то в каторге развращался. Все они собрались сюда не по своей воле; все они были друг другу чужие»[36].