«Говорит о. Илиодор заразительно и слушателей увлекает до самозабвения», — отмечал репортер «Царицынского вестника» Е. В. Половинкин, по долгу службы не пропускавший ни одной проповеди.
«…на необразованную массу речи его, произносимые страстно и с ораторскими приемами, в доступной форме для простых слушателей, производят огромное впечатление», — отмечал прокурор Саратовской судебной палаты.
О. Илиодор был оратором лишь для простонародья и вполне удовлетворялся этим званием.
Характер
Сам себя о. Илиодор определял так: «Я донской казак по плоти, а по духу верный воин Христов». «Казацкая кровь» говорила в нем всегда. Его называли «страстным», «пламенным и бурным», «пылким», «великим ревнителем православной веры», в шутку даже «смиренно-боевым», а с неприязнью — «диким», отмечали «несокрушимость, мощь его духа», «необычайную силу духа», «горячий темперамент».
«Он, как бешеный конь, летит вперед… Ничего не видит… Для него нет препятствий…», — с горечью говорил о своем друге Григорий Распутин.
Лучше всего к характеру иеромонаха подходит образ огня. «…горю непреодолимым желанием послужить православной вере, Самодержавному Государю и многострадальной родине», — говорил о. Илиодор. «Он не живет, а горит, горит везде», — писала С. Смирнова, а враждебная газета как-то назвала его «человеком, сгорающим, не сгорая».
Подобный образ неоднократно использовал еп. Гермоген, которого «горящий» дух о. Илиодора приводил в восхищение. «…не нам, иерархам, гасить в молодом проповеднике эту Божию искру, эту святую ревность о Господе». «Этот инок — живой укор всем нам, пастырям церкви, — говорил преосвященный Гермоген. — Ведь мы так же должны были бы гореть духом, ревновать о пользе церкви ревностью Илииною. А мы…».
«…это душа не нашего дряблого времени, — писал об о. Илиодоре Л. А. Тихомиров. — У таких людей нет полуистины, а есть только целая истина, кроме которой они ничего не знают и знать не хотят».
Недруги называли поступки о. Илиодора скандалами. Он соглашался: «Для веры я готов скандалить и желал бы устроить такой скандал, как чудотворец Николай, когда ударил по морде безумного Ария, а с безбожниками иначе и поступать нельзя».
Темперамент внушил о. Илиодору любовь к полемике. Описывая один из своих споров, иеромонах наивно признавался: «Я испытывал удовольствие, что мне так удачно пришлось нагреть проклятых смутьянов-жидов».
Он отражал нападки настолько удачно, что преосв. Антоний Храповицкий заметил: «Бьют Илиодора, все бьют, но и от него никто без синяков не уходит!».
«Он скучает без „шума“, — писала „Царицынская мысль“. — Он ищет „драки“, когда даже ея и нет».
Только священный сан заставлял «смиренно-боевого инока» ограничиваться исключительно словесными поединками, не переходя к рукопашной, в чем он порой и сам сознавался: «Если бы я не был священником, то я всех подобных граждан беспощадно бил бы дубиною»; «Мне пришлось смолчать, потому что я лицо духовное, а если бы я был простой человек, то непременно бы разбил жиду проклятому морду противную за такое поругание нашей Святой Веры»; «…поведение полициймейстера Бочарова тогда так меня возмутило, что не будь я священником и имей я при себе оружие, я убил бы его». Прихожан, не связанных этими узами, о. Илиодор наставлял поступать по слову св. Иоанна Златоуста, советовавшего «освятить» свою руку ударом по лицу богохульника.
Тот же темперамент породил в о. Илиодоре сильнейшее упрямство. Еп. Гермоген уважительно именовал его «сильной натурой», а один пожилой архимандрит в простоте сердца заметил ему: «вы настолько упорны и настойчивы, что как встали на одну доску, на другую не хотите переступить».
По своей гордости о. Илиодор не выносил критики. Пока его лично не задевали, он мог как священник говорить красивые проповеди или как интеллигент рассуждать об общественных вопросах, будучи совершенно приличным. Но стоило кому-либо коснуться его личности, как весь интеллигентский флер с него мигом слетал и о. Илиодор вновь вел себя так, как подобало выходцу с хутора Большого Мариинской станицы.
Все речи о. Илиодора отдают удивительным простодушием. Очаровательный в своей наивности, он часто рассуждал, как подросток: «Ведь революционеры действуют из-за угла потому, что они — гады подпольные».
Еп. Гермоген часто уподоблял его ребенку, «дитяти». «По моему глубокому убеждению, — говорил владыка, — это человек с искренней душой, сумевший воплотить в себе великую заповедь Христову: „аще не обратитеся и не будете яко дети, не имате внити в Царствие Божие“». «О. Илиодор — это чистая, святая душа», «человек кристальной правдивости».