Видимо, им проще нарушать поведенческие установки чеченцев; эти установки так и не стали органической частью их психики, будучи просто приняты на время в рамках стратегии “приспособления”, ассимиляции среди чеченского сообщества.
Конечно, это всего лишь версия, с националистическим привкусом деления чеченцев на “истинных” и “не истинных”. Однако и она не лишена некоторых оснований, особенно если иметь в виду не только и не столько кровь, сколько “принятие мифа”, а с ним и жизненной стратегии.
Именно о мифе и идет речь. Погибший в младенчестве этнос чеченцев не успел сформировать своих Вед, своей Илиады, Старшей и Младшей Эдды, Калевалы. Пусть читатель простит меня за то, что я, со своими скромными способностями и познаниями, решил записать нерожденный чеченский миф, чтобы оставить в истории и литературе память о своей земле и своем народе.
Я знаю, что пишу о несуществующем и, возможно, никогда не существовавшем. Хотя поэтическим вдохновением для меня служат образы моей Чечни, встающие перед глазами днем и ночью, как будто я сумасшедший. Той Чечни, которой больше нет.
Возможно, это небесная Чечня, Китеж-град. Поэтому формой текста стали мифы, сказки; во всяком случае, стилизация под таковые.
Простите меня также за свободу обращения с фольклорным материалом, послужившим основой для многих сюжетов. Мое убеждение состоит в том, что настоящий миф нельзя создать, просто собрав фольклор и изложив его близко к первоисточнику — в основе мифа всегда поэтическое прозрение творческой личности, схватывание им некоей архетипической сущности, духовной вибрации, вечно звучащей в мировом пространстве, как говорили о том составители Вед. Поэтому мое произведение даже в использовании фольклора — авторское, в нем сюжеты и смыслы художественно переработаны, дополнены, изменены.
Часть мифов, излагаемых мной, не советую искать в сборниках фольклора — они нигде не записаны и не были услышаны мною ни в каком другом виде, кроме мелодии, которая звучала в моем сердце. Только поэтому я уверен, что такие мифы существовали или могли существовать, что одно и то же.
Это произведение еще не закончено. Надеюсь, что мне будет позволено услышать и записать больше текстов, и они смогут быть изданы книгой. Обещаю, что не буду тогда предварять ее столь длинным предисловием.
Великий Бог, Дела, да поможет мне. Селу, бога огня, да не прогневаю дерзостью. Мать Тушоли, дай мне здоровья и силы. Аза, дочь солнца, освети мой путь. Предки, ведите меня за руку, как слепого.
Ибо я, неразумный, собрался поведать предания о бывшем и будущем, илли. Илли поют весенние ласточки, воркуют голуби на жнитве, илли воют свободные волки и слушают камни гор.
Век человека короток, память слаба, ум занят заботами о доме и хлебе, не слышит илли, не умеет петь. Герои мертвы, старость не делает мудрым, жены утратили верность, а мужчины — доблесть и честь.
Даймохк, земля отцов, истоптана врагом, пропитана ядом. Не родит айву и пшеницу, плоды ее все из железа. И люди бегут, как бежал и я, или смиряются. Илли скоро никто не будет помнить.
Давно это было. Дети волчицы хотели Даймохк, родину обрести. Но вместо того потеряли. Головы злые, горячие, пустые, враждовали со всеми и меж себя согласия не имели. Тогда упали с неба свинец и сталь, заполыхали огни. Чудовища с грохотом заползли, перепахали всю землю, но сеять не стали. И много людей пришло из дальних краев, голодных и диких, не знающих сами, зачем, оттого еще более жестоких. Убивали детей волчицы.
И в третий раз бежали дети волчицы в чужие страны, стаями и поодиночке. И стали жить там. Но не любили их. Показывали на них и говорили: вот волки. Многие годы прошли.
Небо закрылось, огни потухли, даже пепел остыл и смешался с пылью. Дети волчицы жили в далеких землях, родили своих детей и забыли бы Даймохк.
Но люди помнили и всегда говорили им: волки.
Тогда стали они возвращаться.
Многие сели в крылатых змеев, летели через океаны, вернулись. Но ничего не нашли. Не было уже Даймохк, родной земли. Жили на ней другие люди, построили города и села. Похоронили отцов своих. И стало то место им родиной, не детям волчицы. У детей волчицы совсем не осталось родины. Все стало чужое, а новой родины обрести не смогли.
Тот, кто без дома и родины, — разорванное облако. И сказали мудрые: если хотя бы пылинка Даймохк была с нами! Мы вмешали бы ее в белую глину, и снова была бы эта земля нам — родина. Но где взять?
Стали дети волчицы искать старую обувь, одежду. Может, уезжая, забрали пылинку Даймохк?
Но обувь была вся новая, и на одежде не было старой земли. И решили, что ничего не поможет. Не найти пылинки Даймохк, не вернуть родины. Дети волчицы опустили головы и собрались снова в дорогу.
Тогда вышел вперед юноша и крикнул им: стойте! Я родился в далеком краю и не видел земли отцов. Приехал и не нашел здесь — только мертвая глина и чужие камни. Но мать пела мне илли, которые пела ее мать, а отец учил меня чести и доблести, как учил его отец. И если есть где-то Даймохк — то в моем сердце. Я возьму нож и открою грудь, а вы это сердце смешайте с золой, смешайте с песком и глиной. Будет у вас не пылинка, будет три горсти родной земли!
Так дети волчицы вернули Даймохк.
Расскажу вам о том, как родиласьСела Сата.
Великий Бог, Дела, создал солнечный мир, семь небес над ним и семь подземных миров. Эти пятнадцать составляют Дунне, вселенную.
Чтобы было светло, на земле и на небе, Дела вынул свой правый глаз, сияющий, и назвал его — Малх, солнце. Он покатил солнце по небу, как ребенок катает мяч. Стал Малх ярким, блистающим богом, и в мире стало светло.
Но было ему скучно бродить одному в бескрайнем небе.
Тогда Дела вынул свой левый глаз и назвал его Бут, луна, и бросил вдогонку солнцу. Бут стала белой богиней, прекрасной и нежной.
С тех пор Великий Бог Дела слеп, оттого не видит Он, что творится в мире, от того дарует милости свои и наказывает наудачу, вслепую. И бывает, что самый праведный еще при жизни ввергнут в жестокий ад невзгод и страданий, а подлец удачлив во всем и благополучен.
Стали супругами Малх и Бут, и сначала были счастливы. Они гуляли вдвоем, не расставались. В те времена не было дня и ночи, солнце и луна вместе светили на небесах.
Но богиня Бут была своенравна. Она ни в чем не хотела уступать своему мужу и всегда спорила с ним. Если Малх говорил: пойдем быстрее, Бут говорила: куда нам спешить? Когда Малх замедлял свой шаг, Бут бежала вперед и ворчала: вечно ты спишь на ходу! Стоило Малху повернуть направо, как Бут тянула его в левую сторону, но если Малх шел налево, Бут разворачивалась вправо. Так они спорили и ругались все время.