- Моя репутация от этого ничуть не пострадает, а вы не могли не слышать, что я тот еще себялюбец и мало ценю потребности прочих.
- Да что же вы от меня хотите? - чуть не плача, спросила я, ведь уже в который раз мне подумалось, что кто-то из слуг, заслышав отголоски нашего разговора, решит обойти дом и, вне всякого сомнения, поймет, что здесь происходит. Вряд ли мне удалось бы потом убедительно соврать, что я растерялась и не сразу сообразила позвать на помощь - спутать мирную беседу и крики о помощи невозможно.
- Я хотел бы попросить у вас прощения, глядя прямо в глаза, - ответил Вико. - Возможно, я даже встал бы на колени.
- Вы рехнулись! - застонала я, схватившись за голову.
- Что вы, вполне здравое желание искупить свою вину!
Тут я похолодела от ужаса, потому что теперь ошибиться было невозможно. Скрипнули главные ворота дома Эттани, и до меня донесся голос одного из слуг: "...да я тебе говорю, что слышал голоса!.."
- Бегите! - прошипела я.
- Поздно, - не без веселья в голосе ответил Вико.
- Все пропало! - я была в ужасе.
- У вас есть только один выход, госпожа Эттани, - произнес Вико торопливо и вкрадчиво. - Пустите меня к себе в комнату!
Нельзя сказать, что я не понимала, сколь опасным являлось это предложение. Но ничего другого придумать я не успевала, уже виднелись отблески света от фонарей, с которыми бдительные слуги обходили дом. Решетка едва слышно скрипнула, и в следующую секунду Вико очутился в доме. Свеча от резкого движения воздуха погасла, мы очутились в полной темноте.
Тут я окончательно поняла, как безрассудно поступила, но было поздно. На моей талии сомкнулись горячие руки и голос Вико прошептал мне прямо на ухо:
- Объяснить, что я делаю в вашей комнате, будет сложнее, чем найти оправдание разговорам у окна. Думаю, вы понимаете, что шум поднимать не стоит.
И руки принялись шарить по моему платью в поисках застежек и шнурков.
- Действительно, какая глупость - похищать вас, чтобы потом выслушивать нотации и отбиваться от вашего возмущенного отца, - говорил Вико, не прекращая ловко расшнуровывать мой корсаж. - Сейчас все устроится намного проще, а результат выйдет все тот же!.. Надо же, я и не надеялся на такую удачу - с первого же раза завоевать ваше доверие... Все же вы выглядели намного более неприступной, эдакая постящаяся непрерывно святая...
Я не могу сказать, что оцепенение навалилось на меня сразу. Все же пару раз я трепыхнулась, но ситуация сложилась и впрямь безвыходная. Если бы кто-то услышал доносящийся из моей комнаты шум и пришел узнать, в чем дело, то мне пришел бы конец. Окно открывалось только изнутри, попасть в комнату Вико мог исключительно при моем пособничестве... Вряд ли господин Эттани решился бы расправиться с насильником на месте преступления - все же речь шла о Брана - но вот меня бы он повесил на собственной косе без промедления. И был бы прав - не было в сложившейся ситуации другого виноватого, кроме неразумной Гоэдиль Эттани. Ей же и предстояло платить за свою глупость ту цену, что назначил ее гость.
- Будь проклята моя глупость, - пробормотала я, и прибавила чуть громче. - Господин Брана, прекратите отрывать крючки. Я сама сниму платье, вы можете пока присесть.
Вико, немного растерявшись, и в самом деле отстранился от меня.
- Что вы имеете в виду?
- Да то же, что и вы, - устало ответила я. - Вы совершенно правильно все рассчитали, можете собой гордиться. Нет смысла в аффектации, у меня не так много платьев, чтобы рвать их на лоскуты. Я не буду сопротивляться, от меня и впрямь не убудет, если разобраться. Если вы рассчитывали лишить меня невинности, то должна вас огорчить - вы опоздали на несколько лет.
С этими словами я, подойдя к столу, зажгла другую свечу, и принялась расстегивать оставшиеся крючки.
Вико, и впрямь послушно усевшийся на кушетку, некоторое время наблюдал за этим действом, но затем неожиданно закрыл лицо руками и промолвил:
- Госпожа Эттани, вы невыносимы. Даже раздеваетесь вы до того отвратительно скучно, что у меня пропало всякое желание продолжать. Боюсь спросить даже, кто тот человек, решившийся после подобного вступления предаться с вами страсти.
- Мой покойный муж, - хмуро ответила я. - Мы прожили четыре года в браке, и он, должно быть, закалился.
Вико отнял руки от лица и хмыкнул:
- Всегда подозревал, что супружеский долг, хоть и подразумевает некие плотские радости, является делом абсолютно унылым.
- Так бесчестье откладывается? - спросила я, мрачно глядя на него искоса.
Вико разведя руками, произнес:
- Я бессилен в данной ситуации.
Все это выглядело настолько нелепо, что я не выдержала и хихикнула, впрочем, прикрывая рот рукой, чтобы не издавать слишком громких звуков. Нервное напряжение последних дней дало о себе знать.