Выбрать главу

Что до внешности Орсо, то я, будучи измученной и испуганной, заметила только то, что сходства с Ремо в нем намного меньше, чем в Тео. Общей для всех Альмасио чертой оказался цвет глаз - у Орсо они были почти серебряными, отчего могло даже показаться, что он слеп. Это производило пугающее впечатление. Длинные прямые волосы, еще светлее, чем мои, обрамляли узкое, довольно привлекательное лицо. Звериное чутье человека, очутившегося в опасной ловушке, подсказало мне - этот сын унаследовал пороки отца, но придал им другую, еще более опасную форму; что-то неуловимо неприятное чувствовалось в его повадках, манере кривить тонкие бледные губы.

- Орсо, позволь представить тебе мою невесту, Годэ Эттани, - со злой усмешкой указал господин Ремо в мою сторону.

Тот с пренебрежительным видом осмотрел меня, после чего саркастично вопросил:

- Из какой канавы вы выудили свою нареченную, отец? При всем моем к вам почтении, это существо не похоже на женщину, достойную войти в наш дом через главный вход.

- Стало быть, теперь ее внешний вид хорошо отражает внутреннюю сущность, - развел руками Ремо.

- Священное Письмо учит, что все женщины подобны змее и гиене, - ответил Орсо, сложив руки, точно собираясь молиться. - Любая из них копит яд, чтобы исподтишка ужалить, а затем годами питаться мертвечиной... Каждый раз, когда вы женились, отец, я говорил вам, что вы в очередной раз впускаете в наш дом ядовитую тварь, желающую только ваших денег.

- О, нет, сын, - Ремо снова улыбнулся. - Этой женщине не было дела до моего богатства. Она желала только моей смерти, но попыталась заколоть меня ножом, который отродясь никто не точил. Годэ не слишком умна, Орсо, поэтому не представляет никакой опасности, но может принести кое-какую пользу. А даже с паршивой овцы, как говорится, не грех взять клок шерсти. Куда же определить столь особую гостью?..

Эти слова Ремо произнес, уже усевшись в кресло. Я все так же стояла перед ним - продрогшая и грязная, с лицом, покрытым синяками и ссадинами. Лишь остатки гордости позволяли мне удерживаться на ногах, сбитых в кровь.

- Надеюсь, ты не рассчитывала, Годэ, что в этом доме ты получишь даром хоть один кусок хлеба? - господин Альмасио не скрывал, какое удовольствие ему доставляют насмешки надо мной. - Ты не заслужила даже жизни, если разобраться, что уж говорить про кров и пищу!.. Развлечением ты послужить не можешь, раз уж я пообещал тебя не трогать, но бездельничать в моем доме у тебя не выйдет. Мажордом вечно жалуется на нехватку рабочих рук, так что здесь ты не будешь тосковать, как в родительском доме. Безделье опасно для женщины - она успевает обзавестись дурными знакомствами и слишком мало спит по ночам.

Словно заслышав, что о нем зашла речь, мажордом дома Альмасио - худощавый человек неопределенного возраста - бесшумно появился в гостиной и, поклонившись, замер в ожидании распоряжений.

- Отведешь эту девку к служанкам, пусть найдут ей работу, да потяжелее, - приказал господин Ремо. - Спуску ей не давать, но без рукоприкладства. Будет недобросовестно выполнять указания - не подпускать к столу, пусть голодает.

После этого он обратился ко мне:

- Надеюсь, твоего скудного ума хватает на понимание того, что бежать тебе некуда. Даже не пытайся искать сочувствия и помощи у слуг - здесь не дом Эттани, о любом твоем неуместном слове мне тут же доложат, и я буду считать это поводом для расторжения нашей сделки. Мы уже выяснили, что все твои рассказы про готовность к смерти - сущая чепуха. Лишь мое нежелание с тобой возиться уберегает тебя от другой судьбы, которая покажется тебе куда менее привлекательной, чем нынешняя. Моли небеса, чтобы ничего не напомнило мне о твоем существовании до самой нашей свадьбы, потому что я переменчив, а клятва, данная тебе, стоит даже меньше, чем твоя жизнь.

Я молчала, склонив голову.

...Первые несколько дней мне поручали мыть полы в бесконечных коридорах дома. Слуги держались со мной отчужденно и сдержанно, лишь мажордом изредка обращался ко мне, передавая приказы господина Ремо. Не стоило и надеяться на то, что кто-то проявит ко мне сочувствие - Ремо Альмасио вызывал у них еще больший страх, чем у меня. Видимо, слугам в этом доме довелось стать свидетелями многих мрачных сцен, лишивших их всякого желания ослушиваться приказов своего господина. Если слуг в доме Эттани частенько можно было застать за болтовней, смеющимися или бездельничающими, то челядь дома Альмасио более походила на тихих призраков, не позволяющих себе ни единого лишнего звука или телодвижения.