- Орсо, - вдруг обратился он к сыну голосом, от которого лицо того окаменело. - Я услышал достаточно, чтобы понять: я поторопился, когда решил, что ты станешь понтификом Иллирии. Хорошо, что это произошло сегодня. Если сейчас ты позволяешь себе усомниться в моих указаниях и оспаривать мои решения, то что будет потом?.. Честолюбие затуманило мой рассудок, когда я решил, что дам своему сыну тиару, как это сделал Брана. Рагирро ошибся, и я чуть не повторил его ошибку. Его сын оказался малодушной бестолочью, мой же сын, напротив, храбр и целеустремлен настолько, что не ставит меня ни во что. Мне, как и старому Рагирро, опереться на понтифика не удастся. Это почти погубило Брана, погубит и Альмасио.
Орсо стоял, словно громом пораженный, и только побелевшие костяшки пальцев выдавали, с каким трудом ему удалось молча выслушать речь отца.
- Еще есть время, - задумчиво продолжал тот. - Понтификом станет более зрелый человек, умеющий выполнять приказы. Я поразмыслю, кто из верных нам кардиналов достоин этой чести. Возможно, через несколько лет, когда ты, Орсо, станешь осмотрительнее и мудрее, тиара увенчает твою голову, ведь я знаю, что нет души, более жаждущей ее, нежели твоя. Но ты слишком молод, слишком пылок, и отчасти моя вина в том, что тебе предназначалась слишком тяжелая ноша.
После этого последовала значительная пауза, во время которой я не решалась даже глубоко дышать. Ремо был в бешенстве, и чем тише и спокойнее звучал его голос, тем страшнее мне становилось. Но взгляд его, тяжелый и парализующий, обратился не на меня, а на Орсо.
- И пусть даже тень недовольства не проступит на твоем лице, сын, - почти шепотом сказал он. - Я надолго запомню твои слова. Никому другому я не простил бы такой дерзости.
И Орсо не сумел сдержаться:
- А ей? - голос его звенел, несмотря на то, что был едва слышен.
- Если сегодня Вико не приедет к Эдан-Бри, ее тело останется лежать там, клянусь, - глаза Ремо теперь смотрели на меня. - Этой окровавленной рукой ты подала ему знак, Годэ? Перед тем, как убить тебя, я отрублю ее. Никто и никогда не смел предавать меня дважды. Повтори еще раз, что ты случайно повредила ладонь, ну же!
Я как можно спокойнее произнесла:
- Да, это так. Руку я поранила уже после того, как Брана ушли.
- Ну что же, - Ремо приподнял брови, показывая, что он принимает этот ответ, хоть и не доверяет ему. - Я сделаю вид, что поверил тебе, и буду сегодня ночью ждать встречи с Брана. Если она состоится, то наш с тобой договор останется в силе, обещаю.
Свидание в Эдан-Бри было назначено почти в полночь. Ночь не выдалась столь уж ненастной, как это часто случалось в начале зимы, но все равно была темной и промозглой. Сама бы я ни за что не нашла дорогу, петляющую меж прибрежных холмов и уж точно сломала бы шею, свалившись с лошади, но я была не одна. Помимо господина Ремо, меня сопровождал небольшой отряд всадников, немногословных и привычно скрывающих свои лица воротниками плащей. Почти у каждого знатного господина в Иллирии имелись доверенные люди, которые помогали решать ему щекотливые вопросы. Ремо Альмасио не был исключением, богатство помогало ему щедро вознаграждать людей за оказанные ими услуги, и недостатка в наемниках он не испытывал.
У моря было чуть светлее, угадывались очертания песчаного берега. Волны казались темными, как густые чернила. Наемники Ремо затаились между деревьями неподалеку, фырканье лошадей заглушалось шумом прибоя. Ремо приказал мне поставить фонарь, который я держала в руках, на землю.
- Если он все же придет, то ждать до назначенного мной времени осталось недолго, - сказал он. - Вико не станет опаздывать, если поверил записке. Я не стану ждать утра, чтобы убедиться в твоем обмане.
И он отступил в темноту. Я стояла в крошечном круге света, падающего от фонаря, и знала, что видна как на ладони. Перед поездкой Ремо разрешил мне переодеться, и холод донимал меня не столь уж сильно благодаря теплому зимнему платью и шерстяному плащу, но я всё равно тряслась, словно в лихорадке. Минута шла за минутой, или час за часом - не понять. "Вико не придет, - думала я. - Он не мог не понять, что его хотят заманить в ловушку. Один раз он честно сказал, что не может помочь мне, и я дала ему знать, что он прав. С тех пор ничего не изменилось - он все так же повинуется своему отцу, я все так же принадлежу господину Альмасио. Даже Ремо признал, что у Вико не было другого выхода, кроме как убить меня, чтобы я не досталась другому. Я видела Рагирро Брана - он не пощадит даже родного сына, если посчитает, что тот подвел его. Еще один благородный иллириец, не прощающий предательства и ценящий лишь покорность... Нет, у Вико нет никаких причин сюда приходить, никаких...".
Трижды прокричала ночная птица, и ее пронзительный голос был слышен даже сквозь непрестанный глухой рокот моря. В просветах между тучами виднелось зимнее небо, усыпанное яркими звездами. Неровная кайма туч мерцала, пропуская яркий лунный свет. Погода менялась. Должно быть, завтра с утра Иллирию ожидал ясный погожий день, который мне не суждено встретить живой.
Когда луна вышла из-за туч, я увидела, что Ремо стоит совсем рядом со мной, в нескольких шагах. Он был один - видимо, для разбирательств между мужем и женой наемники не требовались.
- Он не пришел, Годэ. Тебе удалось, не так ли? - произнес он, растягивая слова, точно думая при этом о чем-то постороннем.
- Если он и заслужил смерти, - ответила я, уже поняв, что на этот раз Ремо надо мной не сжалится, - то не из-за меня. Не стоило вам делать меня орудием своей мести, я не гожусь для этого.
Ремо покачал головой и шагнул ко мне.
- Удивительно, но не было в моей жизни еще женщины, которой я настолько бы хотел сохранить жизнь, и не было у меня женщины, которая настолько бы заслуживала смерти от моей руки.
Я уже видела эту улыбку, похожую на оскал хищника. Так улыбался Орсо, но Ремо доселе еще не демонстрировал мне эту часть своей натуры - еще более темную, чем его обычная холодная жестокость.
- Что стоило тебе просто подчиниться моему приказу?.. Что стоило тебе заслужить мое прощение? Я мало кого прощал, но тебя бы простил, Годэ. Может, Орсо и прав - я никогда не был столь мягок ни к своим женам, ни к своим врагам, а ты одновременно и то, и другое. Я, в глубине души соглашаясь с его обвинениями, говорил себе, что заслужил одну небольшую причуду, одну блажь, пусть даже неразумную. Но я все же не безумец, чтобы и дальше закрывать глаза на то, что каждую минуту, каждую секунду ты будешь готова предать меня.
- Вы бы убили меня рано или поздно, - я не могла смотреть ему в глаза, и голос мой дрожал, но я заставила себя произнести то, что всегда хотела. - Какой преданности вы от меня ожидали? Обреченный человек хватается за соломинку и думает лишь о том, чтобы спастись. Мне не за что просить прощения у вас.
- Сегодня ты не спасла себя, хотя могла, не пытайся лгать мне, Годэ. Жизнь Вико показалась тебе ценнее своей, и вот этого я простить тебе точно не смогу. Как могла ты полюбить его, как могла предпочесть мне такое ничтожество?.. Один раз это могло быть ошибкой, совершенной из-за страха за свою жизнь, лишившего тебя способности разумно рассуждать. Я понял это и не дал Гако Эттани удавить тебя, хотя видит бог, как хотелось мне самому затянуть тогда петлю на твоей шее. Но сейчас... Вини в происходящем только себя, дорогая жена. Я поклялся, что убью тебя, если Вико не придет, и выполню обещанное. Никто не упрекнет меня в том, что я не держу свое слово. Что я говорил тогда?.. Сперва я отрублю тебе ту самую руку, из-за которой Вико сейчас жив...
И его сильные пальцы сомкнулись на моем запястье. Я закричала, зажмурившись от страха, но даже сквозь собственный истошный крик я услышала, как с металлическим шелестом из ножен выходит тяжелая шпага.
- Отпусти ее, Ремо. Я здесь, как ты и хотел, - раздался вдруг голос, который я сразу узнала.
Вико был один. Он сменил тогу на обычную для не самых богатых иллирийцев одежду, и это сразу же напомнило мне наши тайные встречи. Тогда ничего в нем не напоминало ни о принадлежности к сильнейшей семье Иллирии, ни о высочайшем звании понтифика - просто молодой мужчина, вся привлекательность которого заключалась в неожиданно искренней улыбке, в редких случаях сменяющей обычную саркастичную гримасу. Но сейчас видно было, что Вико давно уж отвык улыбаться. Между его темными бровями залегла глубокая ранняя морщина, глаза и раньше были запавшими от бессонных ночей, но теперь по векам словно мазнули сажей - черные круги виднелись даже в лунном свете.