- Это ты убила моего отца, - услышала я тихий голос Орсо. - Да, я нанес удар, но этот человек уже не был моим отцом. Ремо Альмасио загубила ведьма, которую он встретил в доме Эттани. Он умирал долго и мучительно, от него осталась всего лишь тень...
Я подняла глаза на своего пасынка, подсознательно ожидая, что увижу, как кинжал, отнявший жизнь у Ремо, нацелен мне в грудь. Но Орсо стоял, устало опустив руки, и в глазах его не было гнева - лишь холод.
Вико, который за все это время не сделал ни шагу, наконец, сдвинулся с места, неловко склонившись над телом господина Альмасио и протянув руку к его шее.
- Мертв, - произнес он безо всякого выражения. - А ты далеко пойдешь, Орсо...
Орсо, выражение лица которого сразу же стало надменным и жестким, приказал:
- Отдай мне бумаги, Брана!
- Не хочешь ли сначала, подобно твоему покойному отцу, рассказать мне о своих намерениях? - осведомился Вико, выпрямившись. Это стоило ему приглушенного стона, и я опять вздрогнула, подумав, каким жестоким побоям он подвергся.
- Не смей паясничать в моем доме, Брана, - процедил сквозь зубы Орсо, и я в который раз удивилась, сколь быстро он обрел властные манеры. - И не твоему грязному языку поминать моего отца, достойнейшего человека...
- ...которого ты только что убил, - подсказал любезно Вико.
- Которого свели с ума злые чары проклятой шлюхи! - выкрикнул Орсо, в единый миг придя в бешенство. - В тот день, когда он поднял на меня руку по ее наущению, я понял, что дом Альмасио остался без главы! Но все еще надеялся, что этот морок рассеется, отец прозреет и прикончит ее, вновь обретя прежнюю ясность ума. Сегодня надежда эта умерла окончательно, и я осознал, что честь нашего дома будет вскоре поругана так же, как и честь некогда достойного дома Брана. Ты, Вико, втоптал имя своих предков в грязь, но я никогда бы не поверил в то, что мой отец повторит ту же ошибку...
- Я не желала этого брака, - угрюмо огрызнулась я, порядком утомившись слушать обвинения в свой адрес, часть из которых, признаться, казалась мне в чем-то справедливой.
- Замолчи, ведьма, - с яростью бросил мне Орсо. - Я видел все твои хитрости и уловки насквозь. Вся Иллирия долгие годы верила в то, что мой отец освободит город от власти Брана, вернет Бога в наши оскверненные храмы. Я готов был отдать все свои силы служению Господу и этому святому исстрадавшемуся городу, давно уж лишившемуся Божьего благословения. Столько долгих лет мы поддерживали веру в наших сторонниках, не позволяли им впасть в уныние, вдохновляли личным примером... Я с детства видел, как много усилий отец отдает этой борьбе, забывая временами о себе. И что же случилось теперь, когда наше время пришло?.. Вместо того, чтобы решительно ударить по врагу, он отступает, якобы из-за того, что нужно выждать после неудачного покушения... Дни и вечера, которые ранее были посвящены делу, теперь оказались наполнены возней с глупой ничтожной женщиной... Вместо восстания - свадьба. Вместо ненависти к безбожнику - ревность к сопернику. О, какой стыд жег меня все то время, что я наблюдал за падением некогда великого человека!..
Мне не оставалось ничего другого, кроме как выслушивать эти слова, исполненные презрения и ненависти. В руках Орсо все еще был кинжал, Вико едва держался на ногах, а у меня бы не достало сил защититься самой. Однако, чем дольше Орсо говорил, тем больше крепла во мне уверенность, что он меня не убьет - у ненависти в его голосе чувствовался горький привкус безнадежности. Он, разумеется, желал моей смерти, но, к своему глубочайшему сожалению, не мог себе этого позволить.
- Скажи-ка лучше, о великий наследник рода Альмасио, - безо всякого почтения обратился к нему Вико, - согласен ли ты на те условия, что я предложил? Насколько я понял, ты счел мое предложение выгодным, в отличие от своего батюшки.
Глаза Орсо снова вспыхнули, но повторно сообщать Вико о том, что тот недостоин упоминать покойного Ремо, он не стал.
- Ты не в том положении, Брана, чтобы диктовать условия, - отрезал он.
Вико, отбросив ернический тон, произнес серьезно и веско:
- Я не уйду без Годэ. И даже если ты отберешь договор силой, тут же заявлю, что это фальшивка. Если ты докажешь, что печать настоящая - я скажу, что Альмасио похитили меня и вынудили. Затем придумаю еще что-нибудь. Изворотливости мне не занимать, а в затяжном конфликте с Брана тебе не выстоять. Если же ты убьешь меня - то же самое проделает мой отец.
- Не сомневаюсь, - скривился Орсо. - Брана никогда не отличались чистоплотностью в делах.
- И благодаря этому ты можешь стать понтификом уже сегодняшней ночью, - тут же откликнулся Вико.
Орсо некоторое время молчал, а затем сделал жест рукой, точно выпроваживая меня.
- Забирай шлюху, - сказал он. - Но не думай, что я когда-нибудь забуду то, как она погубила моего отца. Сейчас я отпускаю ее вместе с тобой, согласно условиям сделки, но потом... клянусь всеми святыми, что буду искать ее повсюду, а найдя - сожгу на главной площади как ведьму, лжепророчицу и еретичку.
- А деньги? - с беспокойством спросил Вико.
Орсо снял с пояса кошелек, затем указал на тело Ремо:
- Все, что есть при мне и при нем - забирай. Больше я ничего тебе не дам, Брана. У тебя мало времени, а я, признаться, никогда не имел доступа к деньгам отца и не знаю даже, где раздобыть сейчас те злосчастные триста золотых...
- Тогда, уж не обессудь, но я сниму пару этих роскошных перстней с пальцев твоего батюшки, - хмыкнул Вико, вновь склоняясь над телом Ремо.
- Какая же ты мразь, Брана, - с отвращением отозвался Орсо, наблюдая за тем, как драгоценности Альмасио скрываются в сумке Вико. - Надеюсь, ты сдохнешь через пару дней, так и не добравшись до границы. Выглядишь ты паршиво. Не думаю, что у тебя достанет сил удержаться в седле...
- Я буду стараться прожить как можно дольше, - кротко ответствовал Вико.
- Сложная задача, - парировал Орсо. - Тебя будут искать не только твои обозленные родственники. Разумеется, я объявлю, что это ты убил моего отца, вступив с ним в спор во время заключения сделки.
- Что ж, вполне разумно, - со вздохом согласился Вико. - Придется нам с Годэ поспешить, времени у нас, насколько я понимаю, в обрез.
В испуге и растерянности я последовала за Вико в ночь. Конечно же, нас никто не провожал до ворот, а привратник куда-то подевался, так что Вико сам отворил их, осыпая негромкими, но злобными проклятиями - каждое движение причиняло ему сильную боль, которую он уже не мог скрывать.
- Надеюсь, никто не увел лошадей, - пробормотал он, и, предупреждая мои возможные слова, прибавил:
- Да, я помню, что ты не умеешь ездить верхом, но другого выхода нет.
- Вико...
- Если ты хочешь просить прощения или каяться, то, право, не стоит, - отозвался он. - Поблагодарить, впрочем, можешь.
...Два верховых коня, навьюченных дорожными пожитками, ожидали нас в небольшой рощице, ранее бывшей чьим-то обширным садом, неподалеку от дома Альмасио. Вико указал мне на одну из сумок - по его словам, там была приготовлена дорожная одежда для меня. Мои глаза уже привыкли к темноте, которая оказалась не столь уж непроницаемой - луна уже взошла высоко.
Вместо того чтобы начать переодеваться, я вдруг едва не захлебнулась рыданиями и бросилась к нему. Наконец я могла сделать то, о чем тщетно мечтала уже долгое время - прижавшись к Вико, я торопливо осыпала поцелуями его лицо, стараясь не причинить ему боль.
- Покойный господин Ремо наверняка расстроился бы, - пробормотал Вико. - Он так хотел верить, что мы с тобой не найдем общий язык... Черт побери, если вы с ним именно это подразумевали под жалостью и брезгливостью, то, так и быть, я согласен.