Н. Кнупфер. В ожидании. XVII в.
А. Дюрер. Искушение святого Антония.
Если совершающийся переворот носит глубокий характер, если место господствующего экономического строя занимает совершенно новый, то в истории воцаряется целый период революций. Так было, например, в XV и XVI веках в Италии, Германии и Франции, в XVII столетии в Англии и в XVIII опять во Франции.
Само собой разумеется, что такие поворотные пункты в истории народов никогда не исчерпываются одной лишь политической санкцией исторически сложившихся новых форм и официального устранения исторически изжитых и излишних сил, — это явление есть лишь внешне обусловленная форма, — такого рода революционные эпохи имеют всегда глубочайшее значение для всех форм жизни, и именно поэтому-то они являются для всех областей духа периодами творчества в истории человечества. Так как на свет появляются здесь новые силы, то в них и концентрируется вся творческая способность. Нет решительно ничего, что в такое время не было бы полно сил, что не было бы в полном расцвете. В то время как вместе со старыми формами разрушаются стеснительные грани, искусственно преграждавшие путь всему новому, пробуждаются к жизни тысячи новых и свежих сил. Эта творческая сила возрастает по мере того, как экономический переворот становится глубже и могущественнее, если, конечно, дело сводится не к простому пересмотру, не изменяющему самую сущность, а к появлению совершенно нового принципа. При таком коренном преобразовании общества творческие способности достигают высшей степени проявления. Человечество чувствует себя как бы перерожденным; оно все преисполняется победоносным, горделивым чувством. Все препятствия устраняются с такой легкостью, о которой прежде люди не отваживались даже и мечтать. Тысячи рук простираются и подымаются там, где прежде не решалась подняться ни одна рука, — новый порядок в известной мере осознается всеми. Каждый питает тысячи надежд, перед взором каждого осуществление заветных замыслов. Каждый охватывается жаждой дела, каждый хочет принимать участие в новом строительстве общества. Производительные силы каждого индивидуума в отдельности и всего общества достигают в эти эпохи высшего предела; сплошь и рядом совершаются подвиги, которые до познания их причины вызывают только изумление. В эти эпохи появляются, вполне естественно, великие изобретатели и в особенности великие утописты. В лучших и передовых умах отражаются уже возможности и перспективы, осуществление которых выпадает на долю лишь значительно более позднего времени. Новая эпоха раскрывает перед ними свою конечную цель, которой она должна завершиться, — логику фактов. Но наряду с утопистами нет недостатка и в гениальных умах, достигающих цели своих исканий, — человечество ставит перед собой всегда такие задачи, которые оно в состоянии разрешить. Это следует из того важного факта, что задача созревает для своего выполнения вообще лишь тогда и там, «где материальные условия для этого или имеются уже налицо, или же находятся на пути к осуществлению» (Карл Маркс).
Н. Мельдеман. Смерть и женщина. Гравюра на дереве. 1522.
Огромная сила напряжения революционных эпох, которая всегда влечет за собою целый ряд исключительных, а потому и повергающих нас в изумление отдельных поступков, служит в то же время главнейшим источником идеологического понимания истории, чрезвычайно ошибочного понимания причины и следствия. Так как в эти эпохи на мировой сцене появлялись всегда исключительные личности — ученые, политики, философы, поэты, художники, — то в них вместо результата и следствия произошедшего глубокого переворота видели ошибочно причину последнего. На основании такой ошибочной логики и возникало дальнейшее воззрение, что только случайным отсутствием выдающихся личностей следует объяснить то, почему тогда-то и там-то дело не дошло до более или менее крупного переворота. Таким образом, идеология конструировала капризный характер природы и возводила его в степень мирового закона.