Отличительным признаком народных карикатур того времени была, конечно, грубость. Это наглядно доказывают многие гравюры, посвященные излюбленнейшей теме народного остроумия — блохе. Блоха была одним из главных реквизитов средневекового остроумия и сохранила эту роль вплоть до новейшего времени. Это вполне понятно. Из-за всеобщей неопрятности насекомые были распространены повсюду: они мучили одинаково и князей, и графов, и горожан, и крестьян, и нищих. То, что этот непрошеный гость служил неисчерпаемой темой для остроумия, конечно, неудивительно, ибо поиски его всегда сопряжены с самыми комичными ситуациями. Столь же понятно и то, что и эта тема носит эротический характер. Поэтому-то с этим мотивом приходится встречаться даже и в серьезном галантном искусстве всех времен. Старейшим остроумием было желание показать, что женщина и блоха нераздельны, что большей частью блохи бывают у женщин. Следы такого остроумия еще дают себя знать и в наше время. Наиболее характерной карикатурой XVII столетия следует считать страсбургскую карикатуру «Женщины и блохи».
Голландское искусство XVII века обнаруживает такую же понижающую тенденцию, как и германское. От Халса, Яна Стена и Рембрандта оно переходит к Тенье, Тросту и Дюзарту. Но так как экономическая жизнь, художественным отражением которой является это развитие, не была здесь, как в Германии, переходом от богатства к нищете, а только от роли смелого и отважного самоосвободителя и завоевателя мира к роли зажиточного купца, озабоченного лишь приумножением своего богатства и подчиняющегося охотно абсолютизму, то естественно, что и результаты получились здесь существенно иные, чем в Германии. Они не производят, по крайней мере, такого унизительного впечатления, хотя, конечно, с другой стороны, и в них весьма мало утешительного. Причиной служит исчезновение грандиозного, героического момента, конечный результат — неограниченное господство буржуазного самодовольства. Между двумя этими крайними точками находится галантное мировоззрение, соответствовавшее новой придворной культуре.
Это развитие потому не исключило из области искусства эротизм, что наслаждающийся человек чувствует особое пристрастие к такого рода вещам, он всегда наиболее крупный потребитель их, но указанный ход развития обусловил собой резкое изменение форм эротики и чувственности. Место естественной, стихийной силы заняла, так сказать, техника. Это было вызвано глубочайшей внутренней необходимостью, ибо и не могло быть ничем иным, как переворотом, обусловленным изменением всей экономической жизни. Ибо естественный человек стихийного инстинкта превратился в человека, жаждущего только наслаждения: этот человек из алькова сделал увеселительное заведение, где он может применять различную технику любви, и применять притом самоуверенно, самодовольно.
П. У. Милле-младший. Утраченная любовная сила. Галантная французская карикатура. XVIII в.
Какой характер носили новые формы, которые развились в Голландии после Ренессанса, наглядно показывают различные произведения искусства того времени. Зрителю прежде всего бросается в глаза то, что большинство их так или иначе связано со скандальными историями монахов и попов. Если мы познакомимся ближе с историей голландской карикатуры этого времени, то увидим, что такой мотив был действительно наиболее излюбленным и распространенным. Это имело, однако, не столько моральные, сколько политические основания. В карикатурах отражается прежде всего борьба с иезуитизмом. Борьба же с иезуитизмом была в то время самой ожесточенной из всех, какие приходилось только вести Голландии. То была борьба с сильнейшим политическим противником и с опаснейшим общественным конкурентом. В первом томе «Истории карикатуры европейских народов» мы показали, что величайшим врагом в то время Голландия должна была считать Францию. Франция же в духовном отношении была воплощением господства иезуитизма. Борясь с последним, Голландия боролась, в сущности, с Францией. Это одна сторона вопроса. Другая состоит в том, что иезуиты были сильны в то время не только в области религии, но и в области коммерции. Они образовали своего рода колониальную торговую компанию, и вполне понятно, что для голландского негоцианта не существовало более заклятого врага, чем иезуит. Как бы ни стали ограничивать эти доводы, все же несомненно, что эта комбинация была постоянным и чрезвычайно обильным источником антииезуитских карикатур. Они дают объяснение также и тому факту, что иезуитский дух, будучи изгнан из Франции, мог бы найти укромное прибежище в Голландии, откуда имел бы возможность посылать свои ядовитые стрелы.