О состоянии общественной нравственности в ту эпоху говорят красноречиво еще два факта: общий характер литературы и тот смелый дух, который царил в течение долгих лет во всех публичных помещениях для танцев.
Общий кокоточный характер литературы того времени слишком хорошо известен. Литература всеми силами способствовала личной и общественной развращенности. В качестве особенно характерного литературного явления времен Второй империи следует указать на различные «Эротические энциклопедии», появившиеся в то время. Наибольшей популярностью пользовалась «Современная эротическая энциклопедия» Альфреда Дельво, появившаяся в 1864 году и содержавшая на 402 страницах убористой печати не менее 1500 толкований и объяснений «употребительных порнографических понятий, выражений и терминов».
Нельзя, однако, забывать, что все эти произведения имеют огромную историко-культурную ценность. Ни один документ не свидетельствует, на наш взгляд, столь классически о неистощимой плодовитости человеческой фантазии в области эротики, как именно эти произведения, наряду с которыми, кстати сказать, можно было бы поставить не менее объемистые исследования о богатстве эротического языка и понятиях каждого народа в отдельности, как, например, чрезвычайно ценные работы венского фольклориста Клауса. В то время как для наиважнейших предметов нашего повседневного обихода, например для хлеба, воды, мяса и т. п., фантазия сотворила лишь очень немного синонимов, в области эротики она создала их целыми сотнями и продолжает создавать непрерывно каждый день.
Представление проституток в фешенебельном парижском борделе.
Для мужчины женщина и для женщины мужчина — только эротические понятия. В фантазии женщины мужчина воплощается единственно и исключительно в том, чем природа отличила его как представителя противоположного пола. Этими мыслями женщина проникнута всегда, при употреблении самых невинных слов и выражений; когда же их употребляет мужчина, она всегда усматривает в них какой-нибудь намек на себя как на существо противоположного пола. Это должно быть известно мужчине, а так как общественная нравственность требует скромности и приличия внешне, то он может употреблять эти слова, только когда он наедине с женщиной или действительно намеревается сказать какую-нибудь двусмысленность. Иначе его сочтут за невежу или дурака. Таково приблизительно содержание предисловия одной из вышеупомянутых энциклопедий.
Публичные танцы носили такой же характер распущенности, как и эротические игры и развлечения старого режима. Приемы, при помощи которых танцовщицы XVIII века бесстыдно удовлетворяли эротическое любопытство либертинов, были восприняты модным канканом, который с увлечением танцевали в «Bal Mabile», в «Closerie de Lilas» и в десятках других танцевальных помещений. Различие было в одном: прежде это было явлением единичным, теперь же стало массовым. Распущенность, царившая в этих залах, достигла в конце концов таких пределов, что стало страшно даже полиции нравов, относившейся вначале ко всему этому чересчур снисходительно. Для того чтобы воспрепятствовать крайнему бесстыдству, полиции не оставалось ничего другого, как посылать во все танцевальные помещения комиссара, который следил бы за танцующими.
Этому комиссару вменялось в обязанность удалять из залы женщину, как только он найдет, что она своим бесстыдным поведением во время танцев, которое сводилось, главным образом, к обнажению запретных частей тела, «оскорбляет общественную мораль и добрые нравы». Таким образом, теперь приходилось танцевать под полицейским надзором. Уже один этот факт служит показателем, что бесстыдство и непристойность при танцах не были каким-нибудь единичным и редким явлением, а что они действительно входили в программу дня.