Никаких перемен. Похоже, все это реально, — прости, Господи.
У кровати знакомая женщина — моя жена? Нет… Но я знаю, что люблю ее. Она потянулась ко мне — невероятно усталая, но теплая, любящая и счастливая. Как же ее зовут?
— Ричард! Ты вернулся!
Ничего не болит. Почему же я прикован ко всему этому непонятному оборудованию?
— Привет, солнышко, — сказал я. Мой голос… я словно говорю на чужом языке — хромые ломаные слоги.
— Хорошо-то как, дорогой мой! Привет! Ты вернулся, — из ее глаз потекли слезы. — Вернулся… — она отвязала мои руки.
Не пойму, почему я здесь, почему она плачет. Есть ли какая-то связь между этим странным местом и моим сном? В любом случае, нужно выяснить, что тут происходит.
Но мне необходимо заснуть — сбежать из этой ужасной палаты. Через минуту, все еще улыбаясь своей женщине, я снова погрузился в забытье. Без снов, без сознания, без боли, но с усталостью — я снова ускользнул из бодрствования в кому.
Глава вторая
Прежде чем поверить, мы выбираем, во что хотим поверить.
А потом проверяем свою веру на истинность.
Когда я опять пришел в себя, палата никуда не делась. И женщина осталась на месте.
— Ну как ты?
«Моя жена, — подумалось мне. — Не помню, как зовут. Не жена. Возлюбленная».
— Я в порядке. А где это мы? Какие-то провода, трубки… Что происходит? Зачем все это? Давай смоемся отсюда?
Моя речь похожа на рваное облако — это даже почти не по-английски.
Она явно недосыпала.
— Ты изрядно покалечился, — сказала она. — Зацепился за провода при приземлении…
«Чепуха, — подумалось мне. — Никаких проводов я не видел. Авария? Не было никакой аварии. За пятьдесят с лишним лет полетов я и близко никогда не подлетал к проводам. И еще я помню шуршание шин по траве».
— Провода были уже на земле?
— Говорят, ты зацепился за них, когда был еще довольно высоко в воздухе.
— Чепуха. Они что-то путают. Я был уже в считаных дюймах от земли.
— Ладно. Путают так путают. Главное, что ты жив, дорогой ты мой, — она смахнула слезу со щеки.
— Мне что-то приснилось, вот и все. Я спал несколько минут, максимум полчаса.
Она покачала головой:
— Семь дней. Я все время была здесь, рядом с тобой. Врачи сказали, что ты можешь выкарабкаться, а можешь и… умереть от…
— Милая! Я в порядке!
— Ты сейчас под сильнейшими лекарствами. Несколько дней ты был подключен к дыхательному аппарату, к энцефалографу, к куче всяких приборов. Твое сердце… оно билось слишком быстро. Врачи беспокоились, что оно остановится.
— Быть такого не может! Я прекрасно себя чувствую.
Она улыбнулась сквозь слезы. И этой улыбкой словно бы тысячу раз сказала: «Ты — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас. И тебя ждет совершенное исцеление. У тебя не останется никаких увечий».
Так я впервые услышал то, что потом она будет без устали твердить врачам, медсестрам и мне самому в течение целой недели. А потом станет говорить то же самое уже одному только мне в течение года. Она будет повторять это мне снова и снова. И ее слова сбудутся.
Она будет твердить, что я полностью поправлюсь. А вот медперсоналу такой исход представлялся крайне маловероятным.
Но я знал, что она права. Даже если бы я был покалечен, то со временем полностью поправился бы. Но я не покалечен!
У меня был вопрос:
— Ты на машине?
— Да, — ответила она, но при этом отрицательно покачала головой.
— Мы можем уехать прямо сейчас?
— Ты пока не готов.
Долгая пауза. Следующий вопрос:
— Может быть, я могу вызвать такси?
— Повремени немного.
Вопросы кружатся у меня в голове роем мотыльков. Что произошло? У меня ведь не жизнь, а сказка. Почему же я в больнице?
Да, некоторые мои друзья разбивались на самолетах, но не я! Неужели случилось крушение? Но почему? У меня не было никаких причин нанести вред моей Пафф — моей маленькой амфибии, — а у нее не было причин вредить мне. Это не моя жизнь. Я приземлился безупречно, и уж точно ничего не повредил. Что происходит?
Я задумался о том, кто она. Мы очень близки, но она мне не жена!
Я постарался припомнить, но ответ не пришел. Я снова свалился в кому. Но она знает, что я вернусь. Знает, что я поправлюсь. Окончательно.
Когда я соскальзывал в забытье, она произнесла:
— Ты — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас. У тебя не останется никаких увечий.