Люди подводят тебя. Это единственная постоянная в этой жизни. Нельзя полагаться на других. Ведь всякий раз они предают тебя.
Я перестала просить. Отказалась умолять того, кого даже рядом не было. Стук всего лишь плод моего воображения. Я сама всё придумала. Создала то, что нереально.
Это происходит не впервые.
Не могла дождаться, когда доберусь до дома Марин.
Испытывала такую острую радость. Такое волнение. Знала, что эта ночь станет особенной.
Помню, как раньше она прикоснулась к моему лицу. То, как её пальцы нежно прошлись по щеке. Я помнила вкус её губ, после того, как она поцеловала уродливый шрам.
Она значила для меня всё.
В предвкушении я позвонила в дверь.
Вскоре мы будем значить друг для друга всё. Тогда все ужасы прошлого будут уже не важны. Потому что мы там, где и должны были быть.
Кожа на ноге словно горит огнём. Я осторожно касаюсь области, которая перевязана бинтом. Кожа чувствительная, и я знаю, что когда мне набивали новую татуировку, под кожу попала инфекция.
Мне было практически не больно, когда иголка вошла мне под кожу. Я испытывала боль и пострашнее.
Это было ничто.
Я наблюдала за тем, как татуировщик наносит на ногу рисунок, который был мне так хорошо знаком.
Этот символ был на её теле.
Теперь я хотела, чтобы он был и у меня.
Это свяжет нас. Объединит.
Навечно.
Я качаю головой, не желая думать об этих воспоминаниях. Не здесь. Не сейчас.
Я чешу горящий участок кожи. Чешу и чешу, пока короста не лопается, разрывая знак бесконечности.
— Это символ бесконечности. Означает навсегда. Постоянно. Всегда.
Марин выглядела такой грустной, и мне хотелось быть достаточно храброй, чтобы поддержать её, как она того заслуживала. Но я сохраняла дистанцию. Я ненавидела этот невидимый барьер между нами.
— Мне всегда хотелось чего-то, что длится вечно…
Я голодная, уставшая, и умираю от жажды. Наполовину сошла с ума от страха и размышлений.
Я закрываю глаза и чувствую, как меня клонит в сон. И в этом состоянии полусна, я слышу песню.
Это приводит меня в бешенство. Злость буквально переполняет меня и мне кажется, её хватит на то, чтобы испепелить всё вокруг.
Слова звучат как насмешка. Уколы ненависти.
Невидимые.
Неосязаемые.
Обман любой ценой.
— Хватит!
Но песня продолжается. Неважно как сильно я хочу, чтобы она закончилась.
Голос звучит так знакомо.
Тук.
Пение прекращается.
Всё остаётся как прежде.
Затем начинаются рыдания. И они никогда, никогда не закончатся.
ГЛАВА 10
Прошлое
Пять месяцев назад
Я уставилась на своё отражение.
Специально встала пораньше, чтобы принять душ прежде чем проснётся мама. Я тщательно высушила волосы и приступила к укладке. Даже использовала гель. Пряди были тонкими и сухими, и у меня не получилось сделать то, что я планировала, поэтому я просто уложила волосы. С макияжем я не стала заморачиваться, потому что, какой от него толк?
Я накрасила ногти и увлажнила кожу. Я никогда так не заботилась о себе. Хотелось почувствовать себя привлекательной. Хотя бы раз.
Но важнее для меня было увидеть то, как меня видят окружающие. Я должна была знать, насколько всё плохо.
Я провела языком по губам и заставила себя посмотреть на лицо, которое видела бессчётное количество раз.
Я могла бы быть хорошенькой. С волосами всё было в порядке. Они у меня светлые и очень мне идут.
Глаза тоже были ничего. Иногда они казались карими, иногда зелёными. Брэдли сказал, что ему нравятся мои глаза, и от этого мне всегда было тепло на душе.
Я пыталась сфокусироваться на том, что мне нравится. На том, что привлечёт других людей. Но взгляд наткнулся на рот. На шрамы, которые были напоминанием о том, какой я была раньше.
Помню, когда мне было года четыре, не больше, убрав все волосы от лица, мама держала меня за голову, не давая пошевелиться, и вынуждала меня смотреть на ненавистное мне отражение. Я смотрела на неё испуганными глазами.
— Посмотри, кто ты на самом деле, Нора! Ты появилась, чтобы наказать меня, и я должна нести это наказание. Но это не означает, что я должна любить то, что испытывает меня.