Смотри, Нора. Смотри, кто ты.
Девушка в зеркале отвратительна. Девушка, на которую никто не хочет смотреть. Уродливая женщина.
Девушка, которая никогда не должна была рождаться.
Девушка, по которой никто не будет скучать…
— Ты должна будешь придти домой, — сказала мать, паркуясь перед Блекфилдским общественным колледжем. Я сидела, опустив голову, длинные светлые волосы закрывали моё лицо. Я надеялась спрятаться за ними и скрыться.
После того, как я оделась, то попробовала спрятать шрамы. Тайно я совершала набеги на материнский ящик с косметикой и использовала её консилер (прим. ред.: маскирующее средство, корректор). Сегодня я не задержалась, как бывало обычно, на дорогих помадах и тенях, которые никогда не буду использовать.
Я испачкала мерзкую плоть кремом и попыталась её затушевать. Я тёрла и тёрла, надеясь, что доказательство моего позора исчезнет. Не сработало. Если только не притягивало ещё больше внимания к месту дефекта.
— Хорошо, — пробормотала я, уставившись на свои руки.
— Выпрямись! И убери волосы с глаз! — крикнула мать, её голос резанул мои барабанные перепонки.
Я попыталась сделать то, на чём она настаивала, но не могла показать своё лицо. Никогда…
В частности, ей.
— Я заплатила столько денег не для того, чтобы тебя просто исправили, и ты могла бы отгораживаться!
— Это ничего не исправило. Я по-прежнему такая же, как была до этого, — прошептала я, надеясь, что она меня не услышит. Когда я научусь держать свои мысли при себе? Особенно мысли, которые могут меня ранить. Но слова не остаются внутри, там, где они должны находиться.
— Что ты сказала?
— Ничего, мама, — я почувствовала её руку в своих волосах. Ногти царапали мой скальп всё время, пока она их дёргала и тянула, пытаясь откинуть их с моего лица. Она стянула мои волосы в неряшливый пучок у основания шеи.
Я почувствовала себя обнажённой. Выставленной напоказ.
Ужасная.
— Не знаю, в чём твоя проблем, Нора. Это лучше, чем то, что я привыкла видеть, когда была вынуждена смотреть на тебя, — она не сделала ничего, чтобы скрыть дрожь отвращения. — Не забывай, как ты выглядела раньше, — мама сказала это с такой злобой, с такой ненавистью, что я поняла — она этого никогда не забудет. У меня не было сомнений, что моё лицо, моё ужасное отвратительное лицо, преследует её в кошмарах.
— По крайней мере, сейчас я могу на тебя смотреть.
Её слова как ножи. Острые и смертельные. Впиваются прямо в мои внутренности. Похороненные глубоко, откуда нельзя будет показать раны.
Но я не дрогнула. Я перестала показывать реакцию много лет назад.
Я вышла из машины, сумка давила мне на плечи, подбородок опущен к груди. Я поспешила прочь от матери и её жестоких честных слов.
Ветер, дующий мне прямо в лицо, заставил меня вздрогнуть. Я ненавидела чувствовать воздух голой кожей. Я проскользнула за ближайшее здание и высвободила волосы из резинки. Я дёргала, тянула, и почувствовала себя лучше только тогда, когда моё лицо снова оказалось за завесой бледных прядей.
Мне стало комфортно, я пошла по направлению к классу.
Никто не разговаривал со мной.
Я ни с кем не разговаривала.
Я не устанавливала зрительный контакт. Была осмотрительна. В любом случае, никто не замечал меня.
Никто, кроме него.
— Нора!
Внутри всё сжалось и перевернулось. Я была одновременно напугана и рада. Противоречивые сложные эмоции съедали меня изнутри.
Никто никогда не замечал меня.
Но он видел меня каждый раз и всё время. Я не могла ничего скрыть от него. Он не позволил бы мне.
Я остановилась и подождала, пока Брэдли Сомерс не догонит меня. Он бежал через газон, и я надеялась, что смогу улыбнуться ему. Хотя бы раз. Глубоко сидящая надежда была повержена и уничтожена.
Затем я вспомнила, что могу улыбаться.
Теперь…
Я нерешительно растянула губы в выражении, которое никогда не использовала раньше. Кожа туго натянулась на моих зубах. Вверх. Вверх.
Мне было больно улыбаться.
И я прекратила попытки. Прикрыла губы пальцами. Скрывая кожу. Скрывая шрам.
Парень остановился, когда оказался возле меня. Рваные джинсы Брэдли открывали окровавленные колени; и когда он сложил над глазами козырьком документ, я заметила, что костяшки его пальцев содраны и кровоточат.
Порез на его лице выглядел воспалённым и свежим. Он не заботился о себе. Никогда.
Брэдли мой друг.
Мой единственный друг.