Брэдли был неразборчив в своей любви.
Безрассуден в своей привязанности.
Непреодолим в своём уважении.
И я была благодарна за его идиотизм.
Иногда мне было интересно, хотел ли он обладать мной.
Возможно, он хотел получить мою душу.
Я осторожно коснулась заживающего шрама над губой и отдёрнула пальцы, как только они там оказались. Я почувствовала тошноту. Головокружение. Потрясение. Ненавидела то, что я знала, там было. Ненавидела то, что было исправлено.
Я кивнула.
— Немного. Я приняла немного обезболивающих перед тем, как выйти из дома.
Брэдли сжал мою сумку, и на мгновение я подумала, что он собирается её бросить.
— Почему ты позволила ей сделать это с тобой? Почему, Нора? — кипел он. Мягко. И так тихо.
— Ты знаешь почему, — ответила я и почувствовала усталость. И в этом не было ничего общего с лекарствами от боли. Дело в истощающей правде.
Брэдли схватил меня за плечо и потянул к роще сухих деревьев на краю кампуса. Я вздрогнула и покачнулась. Холод и безразличие выворачивали меня наизнанку.
Я была испугана и не могла смотреть ему в лицо. Испугана яростью, которая, я знала, была там написана. Не уверенная, была ли она направлена на меня.
Или кого-либо ещё.
— Я не могу принять это, Нора. не могу просто смотреть и позволить ей сделать с тобой что-нибудь ещё. Не сейчас.
Брэдли бросил мою сумку на мёрзлую землю и схватил меня за руки, крепко удерживая и не позволяя вырваться из его хватки. Он придвинулся ближе. У меня не осталось выбора.
С Брэдли у меня всегда не было выбора.
Я почувствовала себя абсолютно беспомощной.
Я ненавидела его за это.
Не менее сильно я любила его за это.
— Почему это должно иметь что-то общее с тобой, Брэд? — спросила я мягко, глядя на наши кроссовки, которые почти соприкасались, носок к носку. Нога Брэдли была намного больше моей. Он мог бы встать на мои пальцы и сломать кости, если бы захотел. Так же его большие руки могли сломать мне кисти, если бы это пришло ему на ум.
— Не называй меня так, Нора! Никогда не называй меня так! — прошипел он, склонившись, чтобы я могла почувствовать на щеке его горячее резкое дыхание. Я взглянула на него сквозь ресницы. И смогла увидеть «Skoal» (прим. пер.: вид жевательного табака), который Брэдли прятал под нижней губой. Маленькая капля слюны собралась в уголке его рта, разъедая плоть.
Он отклонился в сторону и сплюнул на землю. Я старалась не подавать виду, но моё отвращение было очевидно.
— Думала, что тебя это не касается, — сказала я решительным голосом.
Брэдли отошёл от меня достаточно далеко, чтобы вытереть рот салфеткой, которая лежала в его кармане. — Я пытаюсь, Нора. Я говорил, что буду. Ты не веришь мне? Неужели моего слова тебе недостаточно?
Я привыкла к Брэдли и его постоянно меняющимся эмоциям. Вверх и вниз. Как американские горки. Он мог заставить улыбаться и смеяться, а на следующем вдохе — плакать и кричать.
Он мог быть изумительным.
Он мог быть самым пугающим в мире.
Невозможно предугадать, в какую сторону будет «дуть его ветер». Я научилась задраивать люки и пережидать шторм.
— Ты делаешь мне больно, Брэдли, — пробубнила я и назвала его по имени. Так я поступала только тогда, когда он не хотел его слышать.
Брэд — имя его отца, в честь которого и назвали парня. Он это имя терпеть не мог. Я использовала его только в определенных случаях. Когда мне требовался контроль, который он так естественно у меня забирал.
Парень расслабился и посмотрел с выражением раскаяния на лице. Стыдясь.
— Мне жаль. Боже, мне так жаль, — признался он, его зелёные глаза стали грустными.
Я сделала шаг назад, и он отпустил мои руки. Кожа пульсировала там, где только что были его пальцы, и я знала, что позже там появятся синяки.
— Знаю, — я подарила ему улыбку, которую он всегда хотел видеть. Ту, которую я никогда не соглашалась отдать. Но сейчас я попыталась.
Для Брэдли это означало всё.
Моё сердце, разбитое и покрытое трещинами, дико стучало и любило моего друга, моего Брэдли, уничтожившего боль.
Была какая-то извращенная красота в том, кем мы были друг для друга.
Он поднял руку и почти незаметно коснулся моей губы.
— Я просто ненавижу то, что она пытается изменить тебя. Я хочу, чтобы ты не позволяла ей этого.
— Она знает, что лучше, она всегда знает, — утверждала я. И лгала. Но говорить подобное всегда проще.
Он обожал моё обезображенное, испорченное лицо. Но раньше он обожал его сильнее.