Сознание приходило медленно с тяжелой головной болью, тошнотой и головокруже-нием. Лежать с закрытыми глазами и ощущать мучительные приступы рвоты, которые вызывали в подреберье еще большую боль было невыносимо. Я разлепил веки и оглядел-ся.
Механизм, в котором я лежал спеленатый бинтами словно древняя мумия, был по моему мнению шедевром изобретательности нашей небогатой медицины. Сваренная из арматуры и водопроводных труб, тщательно выкрашенная белой масляной краской, конст-рукция размещала на себе целый бар склянок с лекарствами, которые по прозрачным трубкам стекали куда то мне под одеяло, тросиков, поддерживающих мою нацеленную в потолок ногу и грузов, которые эти тросики тянули в разные стороны. Из под одеяла тор-чали еще несколько разнокалиберных трубок и спускались под кровать.
Дренаж - всплыло из глубин памяти слово выхваченное из каких то медицинских справочников.
Я шевельнулся, решив узнать, что от меня все таки осталось. Мышцы бедра качнули грузы и они возмущенно завизжали плохо подогнанными роликами на тросах, давая по-нять, что будет лучше, если я останусь некоторое время недвижим. Я не унимался. Попытка вытащить из под одеяла руки успехом увенчалась, но имитация энергичного ру-копожатия не удалась. Пальцы едва шевельнулись.
Вустер постарался на славу. Он разрубил меня своим хвостом почти пополам. По-следние Врата третьего Кольца Перевоплощений были не чем иным как смертью, ставшей если не менее страшной, то уже преодолимой. Врачи меня подлатали, но, по видимому, на ноги я встану еще не скоро.
Мне не было жаль Хранителей поглощенных Тьмой. Я не мучился угрызениями со-вести от того, что уничтожил их, решившись на поиски Безымянного Зеркала. Я заплатил за свою свободу. Заплатил сполна. Они были лишь иллюзией, и остались там где им поло-жено быть - в снах. Я победил и победил честно, но плотный шершавый ком тоски упрямо стоял в горле оставляя неослабевающее ощущение незавершенности, неосознанной и поэтому тяжелой утраты.
Я моргнул стыдясь скопившейся под веками влаги. Я чего я от своей победы ждал? Фанфар и орденов? Школьников с цветами, толпящихся у дверей палаты, отпихивающих друг друга для того, чтобы посмотреть в замочную скважину на героя? Строчки в “Комсо-молке”: “За самоотверженность и отвагу… За беззаветную преданность… Указом президента… Награжден…”? Восторженных девочек на перроне?
Да! Именно этого! Боль распознанная становится преодолимой, но от этого не менее тяжелой. - Я перевел дыхание и отвернулся к окну. Тяжелая мутная капля стекла ресниц и утонула в серой от автоклавов больничной наволочке.
Победа только тогда победа когда она для всех. Свобода только тогда свобода когда есть для кого ею жертвовать. Я победил, но накой дьявол сдалась мне эта победа? Зачем мне свобода, если мне не с кем ею делиться? - Додумать мне не дали. Дверь распахнулась глухо крякнув от неожиданности и в проем вплыла процессия состоящая из десятка белых халатов, такого же количества стетоскопов и шапочек. Обход - с ужасом подумал я. Когда то на заре своей юности, я с какой то пустяковой болячкой угодил в больницу и подобной бело-халатной процессии боялся больше всего на свете. После него всегда приходила молодая симпатичная сестра с которой я бы лучше на танцы сбежал, а мне приходилось, краснея до корней волос, оголять перед нею свой зад.
Ну, герой, как самочувствие? - Произнесла та что пониже с пышными седыми усами. Присела на кровать и ухватилась за запястье.
Честно? - Хамнул я.
Ну…
Вчера было лучше. - Врач заулыбался, собрав в лучики морщины вокруг глаз и не сдержавшись рассмеялся в голос.
Нет вы посмотрите на него! Веселится! Вчера! Да ты неделю между этим и тем све-том прогуливаешься. Как ты дорогу не перепутал ума не приложу. Держит тебя здесь что то. Крепко держит. На вот. - Он опустил руку в просторный карман халата и вытащил пластиковый обмылок мобильника. У меня от удивления глаза едва не вывалились и орбит.
Занятная вещь… - Смутился врач. - Жаль себе такого позволить не могу. В рубашке твоей лежал. Кастелянша говорит трезвонит круглые сутки - людей пугает. Забери пока. - Он положил на его на одеяло подсунув под скрюченные пальцы. - Пару дней еще здесь поскучаешь, а потом тебя в общую переведем. - Я удивленно завертел головой. В палате стояли еще три аккуратно застеленные кровати с похожими на мой механизмами прочно привинченными к спинкам.
А можно вопрос, доктор?
Ну? - Вкинул кустистые брови, уже собравшийся уходить хирург.
Почему я здесь один?
Хм… - Задумался он на секунду. - Здесь, понимаешь ли болеют недолго. Либо туда - Он ткнул пальцем в потолок - К живым. Либо того… Гхм… Наоборот, то есть.
К живым… - Эхом откликнулся я.
Знамо дело, лучше к живым. - Отозвался врач. - Ты этот день запомни. Родился ты заново сегодня, сынок. - Я скривился.
Не в первый раз, доктор…
Гкхе… - Не понял врач. Нахмурился вспоминая не бывал ли я среди его пациентов. Потом положил шершавую ладонь с изъеденными сулемой ногтями мне на лоб и, обраща-ясь к персоналу, озабоченно проговорил. - Глюкозы добавьте и лювеналу на ночь, чтобы спал крепче. Заносит парня. - Больше не говоря ни слова вышел из палаты. Кроме меня у него было наверное еще несколько десятков пациентов каждому из которых нужно было сказать, что то ободряющее. Вспомнил его слова. - Неделю между этим и тем светом… - Да не неделю… А полжизни… Между… Этим и тем… - Я вздохнул глубоко. Выдохнул, успокаи-ваясь. Странно. Этот человек мне никто, ни брат ни сват, а с ним разговор словно костыль подмышкой - легче.
Он мне просто жизнь спас. - Всплыло вдруг осознание причины приязни.
Коротко тренькнул телефон. Не перевариваю любителей слушать в исполнении мо-бильника классическую музыку. Я с усилием сжал пальцами старенькую “Нокию” и поволок к уху.
Да… - Обозначил я свое присутствие в эфире. Трубка молчала. Молчала особенно. Молчала со смыслом.
Вас не слышно! Перезвоните! - Разозлился я и нажал сброс. Телефон затрещал че-рез секунду.
Алле… - Отозвался я снова.
Ты как? - Послышалось через паузу.
Спасибо, хреново - Рефлекторно отпарировал я. - А кто это?
Не узнал?
Не узнал. - Признался я.
Вот те раз… Два, три, четыре пять… Вышел зайчик погулять…
И что? - Ругнулся я озабоченно.
Да так. - Ответила трубка. - Остались от него рожки да ножки. - Диким восторгом подперло дыхание.
Аната. - Выдохнул я с улыбкой полного дебила на лице. - Ты где?
Здесь еще. - Потянулась пауза. Столь неожиданное заявление нужно было перева-рить. Жизнь научила меня в подарки не верить и я не верил. Или почти не верил. Очень хотел верить, но понимал, что это бессмысленно. Фантом никогда не сможет стать челове-ком. Не потому, что я этого не хочу, а потому, что… Потому, что этого просто не может быть!
И когда тебя ждать? - Совершенно неожиданно для себя спросил я.
А ты ждешь? - Осторожно осведомилась девушка.
Я же обещал. - Храбро отозвался я.
Значит… - Начала Аната и осеклась. Мои пальцы судорогой сжали телефон. На лбу выступили капли пота. Ощущение близости понимания ВСЕГО просто сводило с ума.
Аната, подожди… - Шепнул я в трубу. - Не отключайся прошу тебя. - Ответа на бы-ло. Я заскрежетал зубами. Я должен сказать ей. Должен сделать сейчас что то очень важное. Что то самое главное. Что то такое, что решит все. Ответить на все вопросы сразу. «Произнести пароль».
У вас продается славянский шкаф? - Бред.
Шкафа нет. Есть никелированная кровать. - Господи откуда это? - Я откинулся на подушки. - Помоги, Боженька, надоумь. - Ответ был где то совсем рядом. Я словно забра-сывал в океан своей памяти спининг с яркой блесной и крутил-крутил-крутил катушку, вытягивая лесу и чертыхаясь, менял блесну и швырял ее в океан снова.