– Я ненавижу это! – горячо воскликнула Вилли. – И ты, надеюсь, тоже. Ты называешь себя натуралистом и в то же время лишаешь эту несчастную птицу жизни, возможности летать.
Он ответил серьезно:
– Я действительно натуралист. В полном смысле этого слова. Охота на уток, так же, как и рыбная ловля, является неотъемлемой частью природного процесса. Еще пещерные люди, а затем индейцы охотились в лесах. Охота также укладывается в теорию Дарвина.
Вилли молчала, не в состоянии что-либо ответить. Ее просто взволновала такая рациональность в словах Мэтта.
– Это ненамного отличается от того, что может случиться в вашей университетской группе, – сравнил Мэтт. – Я уверен, что большая часть твоих однокурсников – хорошие люди. Но некоторые из них споткнутся и упадут, подстреленные в вышине, точно так же, как ты видела сейчас. А самые честные, сильные и находчивые останутся, чтобы внедрять закон в практику. Ты женщина, поэтому должна быть особенно сильной. Тебе придется опровергнуть консервативные взгляды, согласно которым женщины не могут претендовать на звание доктора юстиции. Тебе предстоит бороться за это звание, возможно, даже ожесточеннее, чем мужчинам.
Вилли все еще молчала. Она слушала объяснения Мэтта, хотя воспринимала его аргументы как пустой звук. Она не могла заставить себя подписаться под таким приговором и поэтому решила быть просто свидетелем.
– Мир, – наконец предложил он. – Давай закончим на этом наш разговор. Никакой охоты на уток на этой неделе.
– Ты прав, – согласилась она. Глаза ее заблестели. – Ты не смог убедить меня в своей правоте, но ведь ты же приехал сюда поохотиться?
Он коснулся рукой ее щёки.
– Я приехал сюда, чтобы отдохнуть и познакомиться с тобой поближе. В нашем распоряжении весь остров. Я обещаю, что тебе здесь не будет скучно.
– Мне никогда не скучно с тобой, – искренне призналась она. Где бы она ни была с ним, чем бы они ни занимались, он во всем отмечал что-то новое, предлагая смотреть на вещи по-другому.
Уважая ее чувства, он забрал свою единственную птицу, засунул в пакет и пообещал сделать из нее чучело у известного мастера.
– По крайней мере, это будет напоминать мне, что ты не согласна с охотой.
Они вернулись к дому, стоящему на возвышении, откуда открывался чудесный вид на море. Это был огромный дом, состоящий как бы из двух частей, которые соединял просторный застекленный балкон. В каждом крыле находилось по одной спальне. Светлая гостиная была обставлена в современном стиле – шведский обеденный гарнитур и модный диван из белой березы. Стены были выложены белым и красным кирпичом, причем преобладал белый.
Огромный холодильник был забит едой. В его отдельной камере, где поддерживалась постоянная температура и влажность, они обнаружили большой выбор вин. Вилли готовила омлет, пока Мэтт резал салат. Потом они ели на застекленном балконе и любовались прибоем.
После еды они гуляли босиком по берегу. Дул соленый и прохладный ветерок, слишком прохладный для купания. Он бесцеремонно играл золотыми волосами Вилли, закрывавшими ее лицо. Мэтт бодро шагал, задавая свой темп Вилли, которую он по-товарищески обнимал за плечи.
– Расскажи мне, чем ты занималась во время семестра? – спросил он. – Последнее время ты много и увлеченно рассказывала о своей работе.
– Работа у меня не особенно тяжелая, но ее очень много. Я удостоилась чести попасть в "Лоу Ревью". Но я еще даже не начала работать над своей первой статьей.
– Высоко метишь, Вилли, – сказал он. – И стреляешь быстро и метко. Регулярный труд и удача здесь необходимы. Если ты взялась за дело, которое, как ты говорила, выносится в апелляционный суд, и собираешься подготовить хорошее выступление, то твоя статья будет иметь большой резонанс.
Все, о чем говорил Мэтт, было известно Вилли. "Лоу Ревью" она могла использовать для демонстрации своих способностей. Если она напишет, по крайней мере, одну заметную статью, ну, или хотя бы на среднем уровне, то она может стать реальным кандидатом на должность редактора отдела.
– Есть еще кое-что, о чем мне хотелось бы поговорить с тобой, Мэтт, – сказала она.
– О чем?
– О моем заключении в "Спорном суде". Я не прошу тебя делать мое домашнее задание, – поспешно добавила она. – Но в связи с этим заключительным выступлением у меня возникли проблемы. Меня вынуждают выступить против того, во что я верю.
Она рассказала ему о деле школы Клары Бартон, о том, что должна отстаивать позицию государственного совета по Школьным делам, который отказал этой школе в кредитах.
– Как я могу сделать это! – воскликнула она. – Когда я всем сердцем и душой за то, чтобы все школы получали кредиты. Как я могу выступить против, даже если эта школа гипотетическая.
Мэтт остановился и взял ее за плечи.
– Садись, – сказал он. – И слушай. Она села на мягкий холодный песок.
Пока он говорил, лицо его оставалось серьезным.
– Я знаю, Вилли, что у тебя есть своя позиция, свое целостное отношение ко всему. Эти качества необходимы, но их недостаточно. Еще важнее умение встать на позиции противника и рассуждать с его точки зрения.
– А что, если у противника нет никаких аргументов в его пользу? Что, если я уверена, что дело его безнадежно?
Он слегка сжал ее плечи.
– Вилли, на протяжении всех лет моей работы я не встречал дел безнадежных, как ты их называешь, или "заранее выигранных". Как раз отличие людей, занимающихся юридическими делами, состоит в том, что они могут и должны найти завуалированные детали и аргументы, не совпадающие с их личной точкой зрения.
Вилли в недоумении смотрела на него. Она не ожидала, что Мэтт станет читать ей лекцию. Она ждала от него поддержки своего мнения о деле в целом.
– Почему я должна браться за это дело? – спросила она. – Я даже и предположить не могу, что, закончив университет, стану заниматься делами, в которые не верю. Если я стану защищать неправое дело, что же подумает обо мне другая сторона. Я растеряю себя на полпути.
В глазах Мэтта появилось разочарование.
– Ты ошибаешься, Вилли, ты горько ошибаешься, но я надеюсь, что поверишь мне на слово. Дело, которое тебе поручили, – это лучшее, что можно тебе пожелать. Ты можешь выигрывать дело за делом, но, в итоге, проиграешь, мысля так узко, не замечая ничего, кроме собственной точки зрения. Браться только за дела, так сказать, выигрышные, конечно, можно, но цена тогда тебе, Вилли...
Он не стал продолжать.
Всю обратную дорогу до дома Вилли молчала. Она ждала поддержки, а получилось все наоборот. Она была разочарована. Ей одинаково трудно было как чувствовать его недовольство ею, так и поверить тому, что он говорил.
Сыграть в покер – была идея Вилли. Ей снова хотелось увидеть улыбку Мэтта, вернуть его дружеское расположение.
– Я научилась этой игре у настоящего ковбоя, – предупредила она. – Так что готовься проиграть.
– А я играл с настоящим игроком-матросом, так что игра должна получиться интересной.
Они разыскали колоду карт для покера и назначили довольно-таки большую ставку – десять тысяч долларов за белую, пятьдесят тысяч за красную и сто тысяч за синюю фишки. Имея опыт игры с Беном, первые три раздачи выиграла Вилли.
– Вы должны мне полмиллиона долларов, судья Хардинг. Но мы можем решить вопрос денег, если вы перестанете дуться на меня.
– Дуться на вас? – с удивлением переспросил Мэтт. Затем на его лице появилась улыбка, которая так шла ему, и беспокойство Вилли рассеялось. Он подошел к ней и обнял ее.
– Дорогая моя, – сказал он нежно, – я ни минуты не сердился на тебя. Прости меня... Я столько читал тебе морали, это, казалось, необходимо... Поучал тебя, но мне не нужно было этого делать. Ты сама дойдешь до всего на собственном опыте, не на моем.
Он по-дружески взъерошил ей волосы и вернулся на свое место за столом.
– Раздай карты, детка.
Успокоенная тем, что недовольство Мэтта прошло, Вилли сдала карты. По его глазам она поняла, что у него неважные карты. Он глубоко задумался над ними, а она тем временем радовалась – наконец нашлось нечто, что она делала лучше Мэтта.