– Добро пожаловать, – произнес Мартинелли мрачно. Он вежливо поклонился, не сгибаясь в талии. Кортеж из Рима он приветствовал в огромной прихожей своего родового замка. Он встретил их, как похоронную процессию, которая прибыла сюда, чтобы воздать последние почести его герцогству. Сам же он со служанкой Анжеликой и воспоминаниями о былых днях переселялся в белый коттедж недалеко от Порто-Эрколи.
Хозяин дома обменялся рукопожатием с Харви и прищурился так, как будто хотел разглядеть нутро человека, который вскоре станет владельцем его дворца, герцогства и любимых виноградников.
Но когда старый герцог увидел Вилли, его брови приподнялись в приятном изумлении, истинное радушие сквозило в его манерах. Он взял ее за руку, как будто это был драгоценный хрупкий цветок, и слегка прикоснулся к ней губами. Затем повернулся к остальным и пригласил всех следовать за ним в библиотеку.
Библиотека давала краткое представление о внутреннем мире Мартинелли. Из сорока двух комнат дворца, только эта имела жилой вид. Шелковая обивка на стульях была потертой, но чистой, и восточный ковер, расстеленный на полу, был вычищен. На книжных полках были собраны известные произведения и исторические трактаты в богатых кожаных переплетах. Карло Мартинелли удалось полностью сохранить обстановку лишь этой комнаты. Остальные фамильные сокровища были распроданы с римских аукционов.
Именно эту комнату он выбрал, чтобы совершить сделку, последнюю сделку в своем неудачном бизнесе. Да, он вынужден был продавать то, чем его род владел в течение четырехсот лет. Оставаясь истинным джентльменом, Мартинелли не завел сразу же разговор о деньгах, а пригласил гостей отобедать. На столе стояло несколько бутылок вина из его личных запасов. На закуску были поданы тонко нарезанные ломтики салями из Пармы, зеленые оливки с Сицилии, маринованные грибы и салат из помидоров и зеленого молодого лучка.
Харви уже выпил первый стакан вина.
– Высший класс, – довольно восклицал он, облизывая губы. – Искристое, бодрящее и не слишком крепкое. Превосходно, просто превосходно.
Мартинелли вежливо улыбнулся и наклонился к Вилли.
– Как вы находите это вино, синьорита... синьорита Дотторе, – он назвал ее именем, которым итальянцы называли прелестных незнакомок.
– Оно чудесно, – ответила Вилли и вдруг почувствовала жалость к этому человеку, вынужденному продавать то, что так долго и упорно хранил. Вилли могла представить, "что творится в душе этого старого гордого человека. Она удивилась, что Харли действительно верит в то, что гордость и традиции можно купить или продать, как мебель или другую вещь.
– Может быть, вам хочется посмотреть замок и земли? – вежливо предложил ей герцог так, как будто она приехала погостить к нему.
– Спасибо, я очень благодарна вам, ваше превосходительство, – ответила Вилли.
– Зовите меня просто Карло, – ответил герцог. Он взял Вилли под руку и повел показывать ей виноградники, все остальные последовали за ними. Вилли вдыхала сладкий аромат, трогала нежные листья, а пожилой герцог рассказывал, что во время сбора винограда устраивался праздник и детям, родившимся в этот период, дарили серебряные кубки, как символ плодородия Целестин.
– Даже война не смогла уничтожить виноградники Целестин, – сказал он гордо. – Бомбой убило мою жену Лауру и сына Педро, а виноградники все живут. В течение двух лет урожай был скудным, но земля очень плодородная, и после окончания войны винограда стало еще больше и он стал слаще, синьорита. Похоже, сам Господь благословил нас...
Старик умолк и охватил взором свои виноградники, навевавшие ему драгоценные воспоминания, не подвластные ни времени, ни людям.
Они вернулись в дом и поднялись по мраморной лестнице в огромный зал для танцев, имевший довольно жалкий вид. На небольшом возвышении пустовало место для рояля и золотой арфы, фрески на стенах потрескались и померкли.
– В старые времена, – вспоминал герцог, и его голос переходил в шепот, – этот зал был великолепен. Когда я был мальчиком, я вставал у двери и считал, сколько свечей зажигалось в праздники... в день святой Епифании...
Лишенный семьи и обремененный долгами старик очень нуждался в том, чтобы передать кому-нибудь хоть малую часть своих воспоминаний, которые он так бережно хранил.
– Наверно, довольно тяжко для вас продавать этот дом, – мягко сказала Вилли, надеясь, что герцог не знает о планах Сильверстена превратить этот гордый дворец в завод, оснастить его электронным оборудованием и начать выкачивать деньги.
Карло закрыл глаза, но затем быстро взял себя в руки.
– Мы, Мартинелли, имеем большую историю. Но вещам присуще обыкновение меняться. И тут уж ничего не поделаешь.
Да, Вилли была согласна с тем, что все меняется, но ей не хотелось верить в то, что невежды, подобные Харви, осуществляют эти перемены.
Герцог снова взял Вилли под руку, и они прошествовали по большой галерее. Внимание Вилли привлекли фамильные портреты. Она указала на один из них – красивого молодого мужчины со светлыми волосами и карими глазами. Затем взглянула на герцога.
– Просто прекрасный портрет. Вы изменились не намного.
На лице герцога отразилась боль, он покачал головой.
– Это не я, – сказал он, – этой мой брат-близнец Бруно.
– Он умер? – спросила мягко Вилли.
– Увы, да. Он был душевнобольным... и мы не смогли ничего сделать. Мы приглашали лучших докторов, специалистов из Рима. Он умер в больнице в Сьенне.
Вилли напрягла слух, чтобы не пропустить ни слова из речи старика, который перешел на шепот, не желая, чтобы его слышали остальные.
Когда они вернулись в библиотеку, юристы из Рима обменялись мнениями и уже готовы были сказать, что пришло время делового разговора и подписания бумаг.
– Извините меня, – обратилась Вилли к Харви. – Можно поговорить с вами наедине?
Они вышли из библиотеки, и Вилли сказала:
– Я думаю, нам надо повременить с договором.
– Что это означает – повременить? – нетерпеливо произнес Харви. – Все необходимое я уже подготовил. Знаете ли вы...
– Выслушайте меня, – прервала она. – Я только, что узнала, что у Карло брат сошел с ума и умер в клинике. Но мы не знаем, какая доля виноградников принадлежала ему, когда он был в здравом уме. Это запутанное дело, Харви. Если кто-нибудь из детей брата герцога в будущем предъявит свои права на эти земли, вы будете судиться десятилетиями.
Лицо Харви выражало полное недоумение. Это было выше его понимания. Он уже представлял виноградники Целестин своей собственностью. После недолгого размышления он восхищенно посмотрел на Вилли и с трудом выдавил:
– Если вы ошибаетесь, то я уверен, Гарриган спустит с вас три шкуры, но если все так, как вам представляется, то вы намного лучше, чем он о вас отзывался.
Когда они вернулись в зал, Вилли немного приободрилась. Хотя Харви был ее клиентом, все ее симпатии были на стороне старого герцога, которому сейчас должны были сообщить о том, что этот богатый американец и его деньги "уплывут" от него, потому что он рассказал красивой молодой женщине то, что не должен был рассказывать.
Не обращая ни на кого внимания, Вилли взяла Карло под руку.
– Синьор Мартинелли... Карло, – мягко сказала она. – Я приношу вам извинения, но мой клиент не может купить виноградники Целестин. В этом деле есть неясности... юридического характера...
Когда Вилли поделилась с Мартинелли своими сомнениями, его карие глаза выразили полное понимание. В них не было и доли осуждения.
– Вы правы, синьорита, – сказал он, пожимая ее руку. – Я понимаю, что вы должны делать свою работу хорошо, и я доволен тем, что мне удалось прогуляться с такой прелестной женщиной.
Глаза всех присутствующих были обращены к Вилли.
Затем тишина была взорвана библейским протестом, сопровождавшимся чрезмерной драматической жестикуляцией. Адвокат из Рима заявил, что это неслыханно, останавливаться после всей проведенной работы и подготовки к договору. Банкиры согласились с ним. Только старый герцог молчал и улыбался. Он был несказанно доволен тем, что виноградники еще хотя бы сезон останутся его собственностью.