– Джей был моей опорой, пока я не получила свое последнее повышение, – рассказывала Фейс. – Он даже шутил по поводу того, как важно иметь жену, которая может поддерживать его в форме. Когда мы покупали "БМВ", Джей сообщил продавцу, что это благодаря моим деньгам мы пересели из "хонды" в эту дорогую машину...
– Что потом? – нетерпеливо спросила Вилли, зная, что в Эдеме семьи Спаулдинг должно быть отравленное яблоко – иначе зачем понадобилось Фейс приходить сюда? Вилли хотелось поскорее добраться до сути.
– Потом у Джея вошло в привычку причитать, что он не сделал карьеры и отстал от жизни, причем, по моей вине. Я очень занята, и мне приходится много ездить. Джей преподает в колледже... и у него больше свободного времени. Поэтому мы условились, что он будет дома заниматься нашей дочерью, Дженнифер. В результате, ему пришлось отказаться от повышения, которое ему предлагали на работе, потому что тогда у него совсем не оставалось бы времени.
Он сказал, что продвижение может подождать, что наша дочь и наш брак важнее, чем что-либо другое, мисс Делайе. Мы жили в большой квартире, и у нас был дом на берегу моря в Саутгемптоне. Джей с дочерью проводил там все лето, тогда как я наведывалась к ним только на выходные. Но наша "хорошая жизнь", как он называл ее, становилась все хуже и хуже. Он стал оскорблять меня, и когда я попыталась выяснить причину, он твердил, что это лишь плод моего воображения. Мы перестали заниматься любовью, и он стал обвинять меня, что я слишком много времени уделяю работе. Джей не хотел пойти мне навстречу. Он только обвинял меня в том, что его жизнь не сложилась. Я была в шоке от его слов, которые он говорил мне с отчаянием и злостью. Как будто я была его врагом и он только и ждал момента, чтобы сказать, что я уничтожила его как мужчину, и как он ненавидит меня.
– И что же, ваш муж хочет развода?
– Он хочет, чтобы я умерла, – с горечью ответила Фейс. – Развода хочу я. Я не могу больше мириться с его ненавистью и обвинениями.
– Сожалею, – сказала Вилли. Мысленно она поддерживала ее. – Если Джей не станет оспаривать развод, нам надо будет подготовить финансовое соглашение.
– Это не так легко, – сказала Фейс.
– Развод никогда не бывает легким, – ответила Вилли, – но я приложу все усилия, чтобы облегчить его...
– Вы не сможете, – выдавила Фейс, перебивая ее. – Видите ли, отказываясь от Джея, я вынуждена также отказаться от Дженнифер.
– Ни в коем случае! – воскликнула Вилли. – Если даже Джей угрожает вам этим, я убеждена...
– Вы не понимаете, – прервала ее Фейс. Ее лицо выражало отчаяние и страдание. – Джей здесь ни при чем. – Снова наступила долгая пауза. – Все дело во мне, – наконец произнесла Фейс почти шепотом. – Я ничего не знала. Я была занята только собой и своей работой. Джей готовил Дженни ленч и возил ее в школу... Я никогда не думала о том, что они вдвоем стали семьей, а я... я превратилась в кого-то, кто приносит в дом большую зарплату.
Слезы безостановочно текли по ее щекам. Вилли встала, подошла к Фейс и сердечно обняла ее за плечи.
– Дженни просто умрет, если ей придется оставить своего отца, – хриплым голосом проговорила Фейс. Ее прекрасная косметика из-за слез размазалась по лицу. – Он единственный, с кем она привыкла жить и в ком нуждается. Я не могу лишить ее этого и в то же время не могу больше оставаться дома и только называться матерью. Мое сердце разрывается, но я не вижу никакого выхода.
Борись, хотела сказать ей Вилли, но против кого? Подобно многим женщинам, приходившим сюда, Фейс соблазнилась выбором, который казался таким реальным и о котором сейчас так много говорят. На деле все оказалось иллюзией, растаявшей, как дым. Вилли помнила себя и Джинни, долгие годы бывших неразлучными и живших без всякой поддержки, одними иллюзиями. Она знала цену несбывшимся мечтам. Для любой женщины эта цена была слишком высокой, чтобы она могла заплатить ее безболезненно.
– Может быть, вам лучше оставить работу и попробовать больше времени проводить со своей дочерью, найти способ чаще бывать вместе...
Но Фейс ничего не ответила. Казалось, она уже вынесла себе приговор за преступление, которое, на ее взгляд, было самым тяжким, какое способна совершить женщина.
На прощание она попросила Вилли встретиться с адвокатом Джея и урегулировать все вопросы, связанные с разделом собственности и выплатами на ребенка.
Когда Фейс ушла, Вилли крепко сжала пальцами пульсирующие виски и стала массировать их, чтобы снять головную боль. Ее ждали и другие клиенты, и она должна была быть в форме, чтобы выслушать их. Иногда она чувствовала, что боль, с которой приходят ее клиенты, проникает в ее сердце, и единственное, что она могла делать, чтобы несчастья не поглотили ее, – это работать.
Какая разница, думала она, богата женщина или бедна, молода или стара, разве они все не похожи друг на друга? Все они мечтают, надеются и строят иллюзии – а потом расплачиваются и расплачиваются...
ГЛАВА 13
"СУД ГОВОРИТ – ПЛАТИ, ДОКТОР ОТВЕЧАЕТ – НЕТ".
Заголовок говорил обо всем. Благодаря убедительным аргументам Вилли, суд постановил, что Джек Шеферд должен выплатить своей отвергнутой жене половину суммы, затраченной на медицинскую лицензию, в размере пятидесяти тысяч долларов.
Сразу после решения суда адвокат Шеферда провел на ступеньках здания суда импровизированную пресс-конференцию, делая выпады в адрес Регины, характеризуя ее, как "классический пример женщины легкого поведения". Он заверил репортеров, что Джек не будет подписываться под "приговором своей жизни".
– Вы можете не сомневаться, что мы подадим апелляцию, – говорил он. – И мы покажем суду, какая горькая несправедливость была совершена сегодня. Я обращаюсь ко всем мужчинам, утверждая, что должны существовать границы женского произвола.
Его речь напечатали все газеты и повторили вечерние телевизионные новости. Вилли была крайне возмущена, но работа научила ее владеть своими чувствами. Хотя это ей и не всегда удавалось. Как, например, на последнем заседании суда, когда судья несколько раз сделал ей замечание за нарушение правил поведения в суде и даже один раз – за неуважение к суду. После этого она еще пять часов тряслась в ожидании приговора.
Но выговор и штраф, который она заплатила за "неуважение к суду", не охладили ее возмущение. В глубине души она оставалась той маленькой девочкой, которая кричала на суде в маленьком городке много лет назад. Но сейчас она знала, как использовать свое справедливое возмущение в пользу клиента. И она на опыте убедилась, что зачастую яростная атака бывает эффективней хладнокровного манипулирования словами.
Если Джек Шеферд надеется завоевать перед апелляцией общественное мнение – в основном, мужского населения, – Вилли сделает то же самое.
Она вызвала своего секретаря и велела ей не отказывать всем желающим получить интервью у адвоката Делайе – как представителям прессы, так и телевидения. Потом она позвонила Нику Росситеру.
– Собираешься ли ты написать о деле Шеферд? – спросила она.
– А как бы тебе хотелось? – спросил он в свою очередь выразительно. – Не сделаешь ли ты снова из меня отбивную?
– Нет, – рассмеялась она; – Я уже получила урок, Ник. Мужчины остаются мужчинами. Моя просьба для пользы дела.
– Валяй.
– Если ты планируешь дать колонку об этом деле, потерпи до вечера.
– Звучит интригующе. Собираешься угостить меня ликером и соблазнить на написание панегирика благородной Регине? Об этом просьба?
– Ничего подобного, Ник, – возмутилась Вилли. – Я не хочу, чтобы ты шел на компромисс с журналистской этикой. И не прошу писать что-либо хорошее о моем клиенте. Но я надеюсь, что ты напишешь правду...
– Правда – это твой взгляд на вещи? Вилли молчала.
– Хорошо, – сказала она наконец. – Возможно, я заслуживаю этого. Все, о чем я прошу, чтобы ты выслушал меня. Сегодня вечером я выступаю в Новой школе. А потом угощу тебя обедом.