Ее присутствие от тренировки к тренировке оказалось неожиданным для всех. Возможно, Учитель, растерявшись, не смог сразу отказать ей – ищущий да обрящет! – но, поразмыслив, твердо решил в ближайшее время избавиться от мрачной великовозрастной ученицы без физической подготовки. Поэтому и предложил встать в строй с молодыми учениками. С другой стороны, иного места на тот момент по законам воинских искусств у нее и быть не могло. Поэтому Ася встала в строй с полной ответственностью, по собственным, никому не известным причинам, и все были удивлены тем, что в этом строю она еще оставалась. Впрочем, ненадолго. В этом никто не сомневался – слишком она была слаба и неумела.
Положение Аси в спортзале было пока крайне неопределенным. Мужчины ее возраста и старше приходили в спортзал, когда им позволяло время, занимались отдельно и вольно – как знакомые Учителя, со всеми вытекающими привилегиями: никакого строя, отжиманий на кулаках, окриков, правил. Они вальяжно расхаживали по спортзалу, тренировались по собственной программе, часто и задушевно беседовали с Учителем. Он даже улыбался им! Ася подозревала, что именно так развлекался ее муж Глеб Кондрашов, когда у него возникало желание подтянуть мышцы и испытать выбросы адреналина в спарринге. И от этого было противно – как же низко она пала в собственном уничижении, как уныла и безнадежна была ее жизнь! Именно поэтому Ася твердо решила не обращать на них никакого внимания и пройти весь путь с самого начала. По сути, пути в ее жизни еще не было. Этот волей случая оказался первым достойным направлением, по которому можно было двигаться, не опасаясь быть осужденной. Единственное, в чем ее могли обвинить – в странности, не от мира сего. Но это Асю не пугало, ее уже давно считали странной.
На тренировки изредка приходил второй тренер, Максим Юрьевич, – высокий, вальяжный, интеллигентный, с выступающим брюшком, плотно подвязанным черным поясом. Белое выстиранное кимоно сидело на нем, как влитое. И сам он весь был ладный, высокомерный, снисходительный. Как-то раз он решил показать младшим ученикам комплексы формальных упражнений, объясняя их название, назначение и смысл. Он демонстрировал технику небрежно, лениво, с надменным выражением узких губ и делал это с большим одолжением, будто все в этом спортзале, кроме Учителя, ему были глубоко омерзительны. Но Асе очень понравилась его демонстрация. Так понравилась, что она не могла оторвать от него восхищенных глаз. Она следила за ним жадно, стараясь ухватить в полумраке спортзала каждое движение, каждый поворот его грузного тела. И ей стало обидно, когда ката быстро закончилась – так обидно, что она до боли закусила губу.
Впервые в своей жизни, не имея ни малейшего понятия о красоте формы ката, Ася увидела ее вживую. Откуда-то появилась твердая уверенность в том, что она сама смогла бы делать это не только сильно, но и изящно. Слово «изящно» возникло перед ней осязаемое и почему-то глубоко понятное в своей истинной семантической основе: именно изящество и разум, а не стихия силы. Изящество как удел, направление слабой женщины. В тот момент ей показалось, будто она почувствовала сокровенный смысл воинских искусств и на мгновенье заглянула в будущее. Но она не стала осознавать этот смысл, оставив осознавание тому долгому пути, которое, возможно, принесет ей лично искусство боя. Появилось острое желание самой выучить ката. Но до этого было далеко – она пока не могла четко выполнять боевые движения, поэтому повторяла их безостановочно. Бросок рукой вперед, выпад, поднять колено, нога вперед, поворот на девяносто градусов, поворот на сто восемьдесят, упереться в пол, остановиться, снова выпад, зафиксировать стойку. Так, чуть-чуть получается. Хорошо…
Ася часто ловила на себе странные взгляды Максима Юрьевича, когда проходила мимо него, ей казалось, что он недоумевает, глядя на нее. Впрочем, трудно было понять этого тренера: его слова «источали елей», а взгляд был острым и безжалостным, как у Учителя.