— И я не меньше, мадам!
Мишель Ванье, обеспокоенная тем, что оказалась где-то в стороне от событий, покинула Ламблена и присоединилась к ним.
— Когда же вы начнете допрашивать нас, комиссар? — кокетливо сказала она, повиснув на руке продюсера.
Тьебо решил не упускать случая.
— Рассчитываю начать с вас, и сегодня же вечером.
Мишель нахмурилась.
— Неудачная затея! Я немного устала и собиралась лечь пораньше!
Комиссар жестом успокоил ее.
— Пожалуйста-пожалуйста, отдыхайте, как наметили! — И, повернувшись к Элен Мансар, спросил. — А вы, мадам? Может быть, вы сможете уделить мне сегодня несколько минут?
— Охотно, комиссар. Позвоните мне в гостиницу, и мы условимся о времени.
Тьебо поблагодарил и отправился искать Доверня. Пупсик был обнаружен в компании помощницы режиссера.
Блондинка с короткой стрижкой, кудрявая, как пудель. Большие серо-голубые глаза. Рот лакомки, губы не накрашены, а улыбка позволяет разглядеть очень красивые зубы.
— Простите, старина, но, поскольку у нас с вами на двоих одна машина, я хотел бы знать: вы возвращаетесь со мной или каким-то иным способом?
Пупсик откашлялся и, указывая на молодую женщину, доложил:
— Мадемуазель Дютур была так любезна, что предложила подвезти меня в своей машине. Конечно, если я вам нужен, то…
— Нет-нет, пока вы мне не нужны.
И, поскольку Пупсик, казалось, все больше и больше смущался, комиссар поспешил откланяться и пошел по кедровой аллее, в конце которой оставил машину, предоставленную в его распоряжение начальником аженской сыскной полиции.
У газетного киоска охотники за автографами стоически ожидали выхода артистов.
Мишель Ванье, несмотря на «усталость», была в восторге от возможности одарить массы поклонников своей подписью.
Девчушка в джинсах возникла перед комиссаром с блокнотом в протянутой руке.
— Виноват, девонька, но я — не актер!
Она осмотрела Тьебо с головы до ног с явным сожалением.
— А жаль! Вы мне понравились!
Глава 12
Он не решился пригласить Элен поужинать, опасаясь, что остальные не упустят случая позлословить об этом событии.
Но он стал меньше сожалеть об этом, когда владелец «Приюта якобинцев» отдал в его распоряжение закрытый для публики салон напротив телевизионного — по другую сторону вестибюля.
И здесь — то же очарование старой провинции: огромные шкафы, маленькие столики, ампирное бюро, мягкие кресла с нежно-голубыми цветами по темно-коричневому фону, зеркала. Низкий стол, состоящий из толстой стеклянной пластины, установленной на опору-колыбельку…
Вернувшись из ресторана, Элен переоделась. Сменила брюки и куртку на довольно длинный оранжевый бархатный балахон. А под него надела бледно-голубой кашемировый свитерок и черные сапожки.
Сидя на диване, она потягивала виски и улыбалась.
— Подумайте, как странно, комиссар! Это наверняка кем-то предписано, чтобы смерть всегда служила декорацией нашим встречам. Сегодня, как пять лет назад между нами — труп!
— Вас это пугает?
— Вовсе нет. Сегодня — совсем не то, что было тогда. От этой драмы я чувствую себя в стороне. Спасибо, что не обиделись на безразличие, которое я выказала днем в ресторане.
— Я же прекрасно понимаю, как вам не хочется рассказывать другим, при каких обстоятельствах мы познакомились!
— Да уж, зачем ворошить прошлое… А кроме того, для меня ведь самое ужасное — когда выставляется напоказ моя личная жизнь! — Элен сделала несколько глотков и поставила стакан на стеклянный столик. Потом продолжила: — Не считая того, что, признавшись в давнем знакомстве с вами, я немедленно оказалась бы изолированной от всей остальной группы. А такое всегда нежелательно в рабочей обстановке.
Комиссар вздохнул и, опершись на каминную полку, спросил:
— Они объединились, да?
— Вы не должны судить их строго. С одной стороны, существуют они, со всеми их достоинствами и со всеми чудовищными недостатками, а с другой — вы, в ком воплощено могущество огромного полицейского аппарата. Ваше присутствие здесь означает, что вы подозреваете кого-то из нас в том, что он или она — убийца Шарля Вале. Постарайтесь быть объективным, и вы сразу поймете, что ситуация не из приятных!
— Не решаюсь спросить вас о том, какая атмосфера царила тут до моего появления…
Она усмехнулась:
— Не решаетесь, а спрашиваете!
Тьебо признал правоту собеседницы. Элен, между тем, задумалась, и комиссар наблюдал за нею, наслаждаясь обаянием, которое излучала эта женщина. Ум, эмоциональность, чувственность, смешиваясь в ней, создавали это обаяние, к которому ему никогда не удавалось остаться равнодушным.