Шальван встрепенулся:
— Вы блефуете! Вы мелете ерунду!
— Опомнитесь, Шальван. Разве я похож на шутника?
Продюсер попытался заглянуть в глаза комиссару, и тот прочел в его взгляде что-то похожее на мольбу.
— Мишель так исстрадалась из-за этой атмосферы, ей надо прийти в себя, понимаете… Съемки, климат, который здесь установился… Все это подвергло ее нервы такому суровому испытанию и…
— Войдите, комиссар!
Шальван обернулся. Тьебо широко раскрыл дверь. Мишель Ванье стояла у спинки медной кровати. Ненакрашенная, в бледно-розовом шерстяном халате, с голубой лентой, придерживающей волосы.
— Пожалуйста, Андре-Жорж, оставь нас…
Шальван заколебался, переводя взгляд с одного на другую.
— Прошу тебя!
Продюсер вздохнул и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
— Садитесь, комиссар.
Мишель указала на одно из двух низких и широких кресел, обитых темно-красным бархатом. Кресла стояли у маленького овального столика.
— Спасибо, я лучше постою.
— Как хотите. — Она присела к туалетному столу.
Тьебо видел отражение ее лица в зеркале: большие печальные глаза, темные круги под ними, усталый рот, отчаянно старающийся улыбнуться…
— Вы уже знали, выезжая сюда из Парижа?
— Нет.
Мишель резко повернулась.
— Кто навел вас на след?
Тьебо несколько секунд молча смотрел на нее. Она требовала точного ответа на точно поставленный вопрос. Должен ли он признаться, что попросту использовал ее откровенность?
— Вы сами…
Она явно не могла сообразить, к чему он ведет, и только смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Лас-Вегас… Ревю…
Мишель закусила губу.
— Формальность… Я запросил сведения о вас в тамошней полиции.
Она сгорбилась и сидела так — с остановившимся взглядом, сцепляя и расцепляя пальцы.
— Оттуда прислали факс. Мой помощник прочел его мне по телефону вчера вечером. Слушая, я понял, что только у вас была действительно серьезная причина решиться на убийство Шарля Вале. — Комиссар принялся неуклюже мерить шагами комнату, сильно, чуть ли не до боли, сжимая в зубах трубку. — В Лас-Вегасе вы не танцевали в ревю. Во всяком случае, до встречи с Шарлем Вале. У вас была квартирка неподалеку от Голден Паласа, и вы были «девушкой по вызову»… — Дойдя до камина черного мрамора, на котором желтые тюльпаны составляли компанию какому-то зеленому растению, он повернулся к Мишель. — Макс Дойл, друг Вале, весьма художественный руководитель, контролировал эту суперпрограмму проституции высшего разряда… Это он познакомил вас с Красавчиком?
— Он. Макс однажды привел меня к нему в номер. Они подписали какой-то контракт. Максу хотелось отблагодарить Шарля. Вот я и стала подарком, премией…
Комиссар сразу же вспомнил, как Шарль послал своему другу Максу в качестве такого же подарка Дженни Сен-Клер. В Сен-Жермен-ан-Лэ…
— Что было после?
— Разговаривали…
— О чем?
Она грустно улыбнулась.
— О Париже, о маленьких бистро… Он был такой славный, ну и вот… Не выезжая из Лас-Вегаса, этого города, где сплошные блестки, стразы и неон, мы до рассвета бродили по Парижу… Не вылезая из постели… Смешно, да?
— Ничуть.
— Спасибо. Потом Шарль проводил меня домой и в течение недели не объявлялся. А когда я уже перестала его ждать, пришел и принес контракт на выступления в ревю Макса Дойла. Нагишом или почти… Так все и началось.
Тьебо размышлял, набивая трубку.
— Вале занялся вами. Взял целиком в свои руки. Он, так сказать, сфабриковал вас и выбросил на рынок, верно? Погода была «ясная, без перемен», как говорят метеорологи, так?
— Да.
— И когда же она стала портиться?
Мишель покачала головой.
— Когда я выразила намерение полетать на собственных крыльях…
— Вам так и не удалось этого добиться.
— Нет. Что бы я ни делала, как ни старалась, я все время и везде натыкалась на него.
Тьебо представил себе ситуацию. Она — окрыленная первыми успехами — пробует освободиться от опеки и вынуждена отказаться от этого намерения, потому что не в силах выпутаться из паутины.
— Сколько длилась ваша связь?
— Я вам уже говорила: два года.
— Вы жили вместе?
— Нет.
— Вы любили его?
Она задумчиво помолчала, потом устало ответила:
— Думаю, что да.
— А он вас?
Мишель резко подняла голову.
— По-своему — тоже, комиссар. Я была его вещью, его рабыней. Я была ему обязана всем, и он умел мне об этом вовремя напомнить.
Тьебо не стал возражать. Насколько он успел узнать Вале, это было в его стиле. Для Красавчика Шарля все было тесно связано или, по крайней мере, ему хотелось, чтобы была эта связь.