Он стал бесплотен. Оставался лишь мозг в своей костяной клетке. Он чувствовал, как вес черепа пригибает его к земле.
Он попытался шевельнуть челюстью, но сухожилия исчезли. Холод охватил его череп.
Ничего не осталось, кроме света.
Ничего не осталось, кроме света.
Но как только это стало ясно, появилась темнота. Если бы не было темноты, было бы неясно, что есть свет.
Итак, были свет и темнота.
Свет создал темноту, чтобы было ясно, что есть свет.
Но тогда были уже три вещи, а не две. Свет, темнота и Мысль. Потому что темнота появилась благодаря Мысли, порожденной светом.
Таким образом, Мысль была первым творцом. Все созданное впоследствии было создано Мыслью.
Мысль порождалась светом и тяготела к темноте, которую создала. Она стремилась к свету, так как происходила от него, но также стремилась к темноте, так как сама ее создала. Из непрерывной борьбы этих стремлений родилось время, и время создало мироздание, а Мысль наполнила мироздание формами.
Мысль видела все эти творения и любила их, так как они были созданы ею, и чуралась их, поскольку они не происходили от света.
Так как она любила их, она хотела рассмотреть их. Она двинулась к самому краю света, чтобы рассмотреть вещи, ею созданные.
Она достигла самого края и потянулась к ним.
Они увидели ее над собой и преисполнились стремлением к ее красоте. Они потянулись к ней.
Она упала в темноту.
Она пыталась вернуться к свету, но густая темнота не давала ей взлететь, а формы толпились вокруг нее, мешая освободиться. Они заключили ее в тело, подобное их собственным, в вязкую ячейку, подверженную времени, изменению и распаду. Так как они не были способны понять ее красоту, а лишь форму, в которой она была заключена, они оскорбляли эту форму и заставляли ее страдать. Она переходила из одной формы в другую, терпя гонения и унижения, пока почти полностью не забыла свою истинную природу. В конце концов она подверглась самому ужасному вырождению, какое только возможно.
В теле блудницы Дух Божий ждет ее искупителя.
Деметрий заметил, что мужчина, который не говорил, а лишь хрюкал и булькал, и мальчик, у которого не было лба, привязаны друг к другу. Они заботились друг о друге, насколько это было возможно. Когда приносили еду — чуть теплую серую массу из бобов и ячменя, — мальчик съедал свою порцию, а мужчина отдавал ему часть своей. Мальчик понимал звуки, издаваемые мужчиной, и разговаривал с ним. Однажды, когда тюремщик пнул его товарища, мальчик яростно бросился того защищать. Тюремщик был так удивлен, что не нанес ответного удара.
Деметрий подумал, не приходятся ли они друг другу отцом и сыном, но с содроганием отмел эту мысль.
Сидя или лежа в зловонном подземелье в компании калеки, урода и безумца, Деметрий проводил время в раздумьях о своей жизни. Ему казалось, что над ним сыграли непонятную злую шутку. Он никогда не был хозяином своей судьбы даже в той степени, в какой ими были эти два урода, делившие с ним камеру. А все из-за того, что он родился рабом.
Это предопределило все события его жизни. Однако была еще одна движущая сила. Время от времени перед ним брезжило подобие свободы, но, как только он приближался к ней, она ускользала. Сам того не осознавая, он стремился к свободе, которая не положила бы конец его рабству — для беглого невольника не было прощения, — но сделала бы рабство несущественным. Он осмелился мечтать о том, чтобы владеть чем-то, чего был лишен его хозяин. Но его попытки понять, что представляет собой эта непостижимая вещь, и найти ей применение всегда заканчивались неудачей. Судьба смеялась над ним. Он раб и должен знать свое место.
Он осознал, что никому не дано убежать от себя. Любая попытка сделать это приводила к еще большей зависимости. Если бы он не забыл, кто он такой, и не присоединился бы к паломникам, отправившимся посмотреть на чудо, до которого ему не было дела…
— Тебе не следовало ходить туда, — сказал мальчик, у которого не было лба.
Деметрий вздрогнул от неожиданности. Мальчик смотрел на него ясными живыми глазами.
— Не следовало ходить куда? — спросил Деметрий с опаской.
— Туда, где они тебя схватили.
— Откуда ты знаешь, что я думал об этом?
Мальчик нахмурился и стал похож на демона.
— Иногда я могу читать мысли людей, если они испытывают сильные чувства.
Деметрий сел, прислонившись спиной к стене, и задумался. Подумав немного, он решил, что понял, в чем дело. Указав на взрослого грабителя, он спросил:
— Таким образом, ты понимаешь, что он говорит?
— Да. И потому что он мой друг. — Мальчик нерешительно улыбнулся. — Они прогнали меня из моей деревни за то, что я могу читать чужие мысли. Они думали, в меня вселился демон.
Конечно, подумал Деметрий, как же иначе. Впервые в жизни он понял, что единственное, что имеет значение, — это доброта. Он стал размышлять об этом и задумался, почему добрые люди оказываются в тюрьме, а злые управляют провинциями.
— Разумно предположить, — изрек зелот, глядя в потолок, — что никому из нас не следовало быть там, где нас арестовали, иначе нас бы не арестовали.
Он впервые проявил какой-то интерес к обитателям камеры. Деметрий с благодарностью повернулся к нему.
— Вы полагаете, — сказал он с надеждой наладить диалог, — что главное в жизни — оказаться в нужном месте?
— Десница божья настигнет тебя в любом месте, — напыщенно сказал зелот. Затем, вероятно почувствовав разочарование Деметрия, добавил: — Главное в жизни — знать, где ты находишься.
— Или кто ты, — тихо сказал Деметрий.
— Я знаю, где я нахожусь, — неожиданно сказал слабоумный.
Взрослый грабитель засмеялся, — по крайней мере, Деметрий принял это за смех. У него тряслись плечи, и он фыркал, словно подавился. Мальчик обнял его и тоже стал смеяться.
Деметрий смотрел на них и чувствовал боль в глубине души. Он подумал, что они не родились разбойниками. Они не знали, для чего они родились, как и он не знал своего предназначения. Люди рождались, скитались какое-то время и умирали.
Он подумал, как глупо они будут выглядеть распятыми на кресте.
Симон Волхв бродил по дорогам Иудеи и Самарии и дошел до Финикийского побережья. Он странствовал не один, с ним была женщина по имени Елена. Он говорил, что она Дух Святой. Другие говорили, что она проститутка.
Он проповедовал везде, где бывал. Везде, где он проповедовал, собирались толпы людей, которые слушали его с изумлением и негодованием. Однако почти везде находились люди, которые принимали его слова всерьез. Они задавали ему вопросы и приглашали его и его спутницу к себе домой, а после его ухода пытались применить на практике то, чему он их учил.
Симон проповедовал следующее.
Человек — это искра огня, запутавшаяся в паутине тьмы. Как это произошло — тайна, неведомая даже самому Творцу мироздания, ослепленному своей бесконечной властью и полагающему, что другого Бога нет. Мы можем предположить, что изначально существовало два мира: света и тьмы, или духа и материи; а потом произошла катастрофа, в результате которой семена света стали пленниками тьмы.
Поэтому в человеке есть две стороны — темная и светлая. Тьма, понимая, как прекрасен ее пленник, не отпускает его на свободу. Мир находится в полной власти сил тьмы, главная из которых — безумный архидемон, почитаемый евреями. Ненавидя и боясь своих пленников, этот тиран изобрел лабиринт лжи, чтобы держать нас в неведении об истинном положении дел. Самая большая ложь — это то, что он является нашим Создателем и что мы обязаны ему повиноваться. Но мы не принадлежим ему, будучи лишь его заложниками, а мир нам чужд. Мы не обязаны ему ничем, кроме обманчивой и тленной плоти, в которую он нас облек и которая является путами и бичом для духа.