— Отсюда до гавани четыре улицы, — говорит она, указывая на юг, где леонесские солдаты уже организуют блокаду.
— Мы можем разделиться и обойти их, — предлагает Дез.
Нурия отвечает ему улыбкой, но качает головой.
— Здесь все дороги ведут через бедные районы. Они не выдержат ущерба.
— Так пожертвуй из казны, принцесса, — парирует он.
Нурия выглядит обескураженной. Похоже, с ней впервые так разговаривают. На помощь приходит Эстебан.
— Она права, — говорит он. — К тому же дальше улочки становятся всё уже и уже. Нас просто загонят в тупик. Лучше бежать к Кайе-Оропуро — дороге, соединяющей разные гавани.
— А ты хорошо знаешь историю, — просияв, отмечает Нурия.
— Мы скоро станем историей, если продолжим бездействовать, — напоминаю я.
Со всех сторон вокруг раскрываются ставни, люди наблюдают за нами из своих пятиэтажных домов.
— Заведём их на Кайе-Оропуро, — решает Кастиан. — Разберёмся с ними там и вернёмся. Лео и Лейре возьмут двух гвардейцев и подготовят суда к отплытию.
Дез задумчиво трёт бороду, как вдруг указывает на Марго.
— Вы с Кастианом должны создать иллюзию.
Принц и Шепчущая хмуро переглядываются, но кивают. Дез распределяет задачи; каждый должен действовать согласно плану.
Леди Нурия оглядывается и произносит:
— Нам надо…
— Остановите их! — прерывает её скрежещущий голос судьи Алессандро. Он проносится меж рядов Чистильщиков, а мы выходим за Нурией на передовую. Едва он узнаёт среди нас свою супругу, ужас изгибает его узкие розовые губы в жуткий оскал. — Живо иди сюда. Не позорь меня при людях.
— Доброе утро, дорогой муженёк, — сладко отвечает леди Нурия. — Я подумала, что надо бы выйти и лично тебе сообщить. Я хочу развода!
Секунду стоит гробовая тишина, которую прерывает взрыв смеха как со стороны гвардейцев Тресороса, так и со стороны Чистильщиков. Алессандро, едва ли не брызжа слюной, орёт во всё горло:
— Леди Нурия присоединилась к мятежникам! Арестуйте её! Арестуйте их всех!
И на этом тихое спокойное утро закончилось.
— Саида, со мной! — выкрикивает Дез. Их магия рябью в воздухе устремляется к нападающим. Несколько солдат замедляются, пытаясь бороться с теми чувствами, что вынуждают их остановиться. Другие же, в том числе Паскаль, бегут дальше. Некоторые люди так привыкли к войне, что буквально живут ею, и ни Саида, ни Дез не могут найти в них ни капли сомнений и миролюбия, которые можно было бы усилить. Но всё же мы справляемся с первой из четырёх шеренг, и солдаты Нурии уже бросаются к следующим.
Алессандро забирается на крышу кареты и выкрикивает указания:
— Взять мою жену и робари живыми!
Что бы он хотел с нами сделать? Каким образом мечтает поиздеваться? Гордился бы им Мендес? Я направляю всю свою злость в кулаки. Краем глаза замечаю, как Кас и Марго сражаются бок о бок. Не могу не вспомнить слова Арги о том, что любовь к нему лишь отвлекает меня. Расправляю плечи, хватаю оружие поудобнее и уверенно бросаюсь на тех, кто с готовностью бы прирезал меня.
Четыре Чистильщика окружают нас с Эстебаном, мы становимся спина к спине.
— Помнишь, как тебя укусили гадюки в каньонах Седоны? — спрашивает слегка запыхавшийся Эстебан.
— У меня до сих пор есть шрам, — говорю я, касаясь отметины на левой руке.
— Отлично.
Он ловит солдата за запястье, останавливая удар. Я вижу, как расширяются зрачки. Так всегда бывает, когда он заглядывает в чей-то разум. Сейчас он может предугадать каждое движение этого солдата. За считанные секунды противник теряет и оружие, и сознание. Сочтя Эстебана большей угрозой, трое остальных набрасываются на него, давая мне возможность напасть на них со спины.
Одна из солдат ловит меня, укладывает на лопатки и придавливает собственным весом, прижимая лезвие к горлу. Эстебан подбегает к ней сзади и рассекает внутреннюю часть колен. Она падает, громко крича.
— Спасибо, — тяжело дыша, говорю я.
— Ты была права, Рен. Насчёт всего.
— Сражайся, потом извинишься. — Я сжимаю его руку. — Уже две линии!
Мы пользуемся преимуществом, но третья шеренга представляет собой кавалерию из двух дюжин всадников. Гвардейцы Нурии смыкают ряды вокруг неё. Мы могли бы отступить и обойти реку, но сзади нам преградили путь.
— Кас, — зову я, потянув его за рукав.
Жители цитадели Кресценти выходят из своих домов. Они вооружены дубинками, мётлами, кухонными ножами и прочей утварью. Если зрение меня не подводит, то у одной женщины даже щипцы для еды в одной руке и сковородка в другой, и масло капает на мостовую.