Мои внутренности охватывает паника.
— Что именно произошло, когда Фернандо воспользовался Клинком? Ты показала мне фрагменты, но я чувствую, что это не всё. Ты сказала, что хочешь избежать повторения прошлых ошибок.
Арги закрывает глаза и отворачивается. Она делает шаг вперёд, гравий хрустит под её сапогами. Это как божественная мелодия, зовущая нас обеих.
— Когда ты используешь Клинок Памяти, ты становишься проводником его силы. В твоей власти оказывается божественная мощь, но есть определённые ограничения.
— Я не буду пытаться воскресить мёртвых, — обещаю я.
— А Кастиан? А Лео? Или Лейре?
Осознание этого не должно было так ударить по мне. Я знаю, как работает магия. Знаю, что за огромную силу приходится расплачиваться. Знаю, что у магии мориа есть свои ограничения.
— Как только ты получишь эту силу, Ренаты Конвида уже не будет. И тем, кто любит тебя, включая принца, который смотрит на тебя так, будто весь мир начинается и заканчивается там, где ты, нельзя будет даже пытаться вернуть тебя.
— Ренаты Конвида уже не будет. — Я сглатываю, в горле пересыхает, и оттого голос звучит хрипло. — Что со мной станет?
Арги убирает прядку волос с моего лица. От этого жеста из моих глаз начинают литься слёзы, потому что передо мной уже лицо не капитана, а моей матери. Улыбающееся, красивое, ждущее моего шага.
— Ты станешь Пустышкой.
Почему-то я всегда знала, что такова моя судьба. Разве не это мне когда-то сказал Мендес?
Что же, меня всю жизнь тренировали как оружие. Только я смогу им стать. Этой войне не нужны сотни жертв.
Только одна.
Глава 23
После очередного сеанса переноса воспоминаний в альманы и ужина я нахожу Кастиана, сидящего на зелёной лужайке за храмом, где ряды можжевеловых изгородей создают преграду свечению храма. Я замечаю шерстяное одеяло, бутылку сидра и спички в его руках.
— Что ты делаешь? — спрашиваю его.
Он отвечает с кривой ухмылкой:
— Пытаюсь зажечь спичку.
Я фыркаю и возвожу глаза к безлунному ночному небу.
— Я имею в виду зачем?
— Я кое-что обнаружил. — Он зажигает огрызок белой свечи.
Я приседаю на корточки рядом с ним и откупориваю бутылку. Пытаюсь пить, не обращая внимания на нервный узел в животе. Правильнее было бы остановить его, сообщить, что я теперь знаю истинную цену спасения наших народов. Но я не помню, когда последний раз видела Кастиана таким оживлённым, таким радостным. Даже в детстве. Он перебирает свои вещи и достаёт знакомый медный купол, размером с его ладони. Альфаро.
— Я забрал его из руин замка, — признаётся Кас, ставя перфорированную полусферу на землю и чуть-чуть разворачивая. — Здесь от него никакого толка. Но прошлой ночью, когда я впервые увидел звёзды, то наконец-то понял, почему созвездие было мне незнакомо — о нём не рассказывают в Пуэрто-Леонесе.
Я прослеживаю его взгляд к небу. Миллионы звёзд мерцают, подмигивая нам, но одна ярче всех. Маринера. На неё мы ориентировались, пока плыли сюда.
— Мэриам назвала его Лапой Льва, — говорит он и усмехается. — Это созвездие соответствует месяцу рождения моей матери.
— Видимо, тебе было суждено родиться львом.
— Интересно, какие ещё тайны хранила моя мать.
— Только мёртвым известно.
— Я скучаю по ней. — Он забирает у меня бутылку и делает глоток. — Я не хочу скучать по ней, но ничего не могу с собой поделать. У меня столько вопросов, но я всё испортил, потому что был зол и творил ужасные вещи. Я всё думал о том, что сказал Лео в Малом Лузо. Теперь я вижу, что причиняю боль женщинам, которых люблю.
— Что ты имеешь в виду?
— Я оттолкнул Нурию, думая, что тем самым защищаю её. Я отказывался прощать собственную мать, потому что хотел, чтобы она страдала так же, как и я все эти годы. Я… Я не хочу причинять тебе боль.
— Мы все о чём-то жалеем, Кас.
Я убираю волосы, упавшие на его лицо, и он подаётся навстречу моей руке.
«…женщинам, которых люблю», — сказал он. И он любит меня, хотя прямо этого не говорил.
— Как ты думаешь, после того, как это всё закончится, — задумывается он, — мы сможем убедить Арги вернуться в королевство? Не навсегда, если ей этого не хочется, но чтобы поделиться своими знаниями с мориа, оставшимися там?
Мы.
— Когда придёт время, — говорю я, — мы сделаем всё, что от нас потребуется, ради наших народов.