Выбрать главу

Нет, сказочные краски Иллюзиума не оставили эти места: здесь, как и на берегу Бесконечного моря-океана, небо было таким же ярко-голубым днём и невероятно красивым утром, когда розовые отблески солнца раскрашивали яркими мазками смывающий ночной макияж небосклон. Ночью же, когда Земля проявлялась огромным сине-голубым шаром, белый снег впитывал в себя её сияние и сам начинал светиться: совсем не заметно, но так, будто свежими красками невидимый художник коснулся своего полотна. Вполне возможно, что яркость цвета здесь была даже насыщенней, ведь воздух на высоте очень лёгок и прозрачен и ничто не мешает свету свободно скользить в любых направлениях, в каких ему заблагорассудится.

Здесь, на вершине Иллюзиума, не было вечнозелёных пальм, не было чернильного океана, прибрежными волнами набегающего на золотой песок. Но, когда самые выносливые облака поднимались выше этой вершины и из них начинал падать вниз снег, то это зрелище было изумительным, даже для Иллюзиума.

Каждая снежинка, сверкая гранями, отражая потоки многократно преломляющегося света, оставляла за собой небольшой хвостик, как у падающей звезды. И когда мириады кристалликов льда падали, кружились, подхватываемые порывами ветра, их хвостики соприкасались, сливались и тут же разъединялись, чтобы найти другую такую же искрящуюся снежинку. Живые картины, создаваемые ими прямо на лету искупали любой холод, царивший здесь круглый год. Да, мороз властвовал здесь, но он создавал живые полотна в своём царстве.

И всё же жители Иллюзиума предпочитали не забираться так далеко на север, где находился Шумный котёл. Привычные к тропическому климату береговой полосы, обезьянки обходили стороной северные края своего мира. Если и приходилось кому-то оказаться здесь, где холод многократно усиливался порывами ветра, а снегопады были отнюдь не редким явлением, то потом, в тёплых и уютных домах обезьянок, рассказы о северных краях приобретали зловещие оттенки. Они были полны подробностей о жутких завываниях, носившегося между ущелий, ветра; о пробираемом до самых косточек холоде, как бы укутан не был; о вечных льдах и безжизненных снежных пустынях.

На самом же деле, этот край хоть и был суров, но он не был столь страшен, как его привыкли считать солнечные обитатели юга Иллюзиума. Он был красив в своей непокорённой природе, в своей своенравной погоде. Холод, безусловно присутствующий здесь, показался бы Героям не таким и страшным, но вполне обыденным для зимы. Ветра, бывшие здесь частыми гостями, не столь сильно свирепствовали, как в рассказах, да и не были эти края безжизненными, как виделись они путникам-обезьянкам. Это был чуждая для обезьянок, но родная для других жителей населявших этот мир, часть Иллюзиума.

Вот и сейчас огромная, быстродвижущаяся тень пронеслась над самой вершиной вулкана и громкий, полный величия крик разнёсся на многие километры. То был одинокий сокол, осматривающий ранним утром свои владения. Робкие лучики восходящего солнца, едва вырвавшиеся из-за горизонта и только коснувшиеся Шумного котла, ещё не могли разогнать темноту ночи, но зрением сокол был наделён отменным, поэтому даже в сумрак раннего утра видел так же хорошо, как и днём.

Вулкан, хоть и пострадавший сам от себя, был ещё крепок. Многими слоями крепкого снега, был укутан он, надёжно спрятав свое каменное тело. Шумный котёл спал, ожидая своего пробуждения. Взмахнув огромными крыльями, Сокол полетел прочь, по своим делам. Земля, закрывавшая собой половину неба и казавшаяся отсюда ещё ближе, уже начала бледнеть. Солнце готово было разбудить спящий Иллюзиум, но за мгновение до этого раздался треск, получившийся особенно громким из-за многократного эха, разнёсшегося по кристальному воздуху на километры вокруг. И когда на далёком востоке взошёл верхний край диска солнца, над снегом появились две фигуры: девочка с длинными волосами и маленькая обезьянка.

Зависнув на мгновенье в воздухе, Лиза с Шариком-старшим, крепко сидевшим у неё на плече, упала в толщу снега и провалилась глубоко вниз, на голову ей повалился снег.

– Шарик… – Лиза первая пришла в себя и обратилась к вцепившейся в её плечи обезьянке, – Шарик! Тьфу!

Снег завалился ей в рот и тут же растаял от, пока ещё, горячего дыхания. Шарик не отвечал, но Лиза чувствовала его сильно сжимавшиеся лапки. Пошевелиться она не могла: руки, как прикованные, лежали вдоль тела, со всех сторон вдавливаемые толщей снега. Немного испугавшись, от мысли, что их сейчас может задавить многометровым слоем снежного пласта, Лиза всё же смогла совладать со своим страхом и позвала Шарика как можно более спокойным голосом: