— Бить, Фиалка, желательно прямо в сердце, — в образовавшейся тишине голос Айта звучал резко и зло. — Потому что в отличие от меня, дриммы не бессмертны.
На него сейчас смотрели все: и Урсула, и потрясенно затихшие оборотни, и судорожно хватающая губами воздух Вайолет.
Протянув девушке нож, одарин спокойно спросил:
— Продолжим?
Язык словно задеревенел, и вместо ответа Вайолет лишь отрицательно мотнула головой.
— Как скажешь, — криво усмехнулся Айт, развернулся и быстро пошагал куда-то в лесную чащу.
Вайолет захотелось бессильно осесть наземь, потому что ноги совершенно не держали. Никто не пострадал. Никто не умер. Живой и невредимый одарин исчез где-то за стеной из стволов деревьев, но ощущение того, что она мгновение назад собственноручно воткнула нож в сердце человека, осталось. И это было так страшно, что хотелось влезть в собственную голову и стереть жуткий эпизод из своей памяти.
— Ты как? — теплые руки братьев опустились на плечи Вайолет, нежностью прикосновения снимая с них каменную тяжесть.
— Все хорошо, — не желая их расстраивать, изобразила подобие улыбки Вайолет. — Устала немного.
— Мы сейчас сбегаем, поищем для тебя ягод, — преданно заглянул ей в лицо Кин. — Зеленику. Твою любимую. Хочешь?
Ласково погладив его по щеке, Вайолет кивнула. Пусть лучше братья уйдут и дадут ей время прийти в себя, чем видят, что с ней творится после урока Айта. Жаль, нельзя спрятаться с головой в норку, как землеройке, и отгородиться от всех хотя бы на пару минут.
Доковыляв до Урсулы, Вайолет опустилась рядом с ней на траву, оцепенело глядя на вьющееся над сгорающим хворостом пламя.
— В настоящем бою часто приходится применять и магию, и клинок, — задумчиво произнесла Урсула и подбросила в огонь новых веток. — Иногда нож успевает поразить быстрее, чем заклинание.
— Я понимаю, почему ты не учила меня этому раньше, — вздохнула Вайолет. — Если бы ты показала мне что-то подобное, я бы больше к тебе никогда не пришла.
Урсула грустно улыбнулась и ласково провела рукой по взмокшим волосам девушки:
— Поешь, детка. Тебе нужно восстановить силы.
Сосна, дуб, снова сосна, и опять дуб… Айт, как загнанный в западню волк, метался от одного дерева к другому, протоптав сапогами уже целую тропинку.
Дурочка. Наивная, безмозглая дурочка. Других слов для юной Хранительницы Айт не находил. Закрывая глаза, он видел перед собой ее укоризненный взгляд, и сердце начинало пропускать удары.
Она убивала его этим взглядом. Лезла им под его толстую шкуру, выволакивала оттуда что-то давно спрятанное и забытое, нарушала его покой. Почему она его не боится? Должна бояться, потому что он тварь, зверь, бездушное чудовище. Должна бежать прочь. Ведь если ему прикажут, он избавится от нее. Не задумываясь.
А она смотрела так, словно ждала, что он сейчас обнимет ее и скажет: "Прости". Да в пасть к хиозу. С какого перепуга он должен у нее просить прощения? Не за что.
Остановившись, Айт растер ладонью лицо и шумно выдохнул. Есть за что.
Он не щадил ее — бил по рукам намеренно сильно. Хотел сделать больно, чтобы увидеть в глазах цвета лесных фиалок страх и отвращение, а увидел только свое мерзкое отражение.
Зачем он хотел показать ей свой уродливый внутренний мир во всей красе? От мысли, что нежная кожа рук Фиалки до вечера покроется страшными синяками, Айту стало еще хуже.
Может, он был мразью и тварью, но никогда не обижал женщин. Это было правилом и его личным законом. Сегодня он его нарушил.
Что с ним сделала хрупкая девчонка с фиолетовыми глазами? И что в ней такого, чего Айт со своим опытом, силой и магией не мог ни понять, ни прочитать?
Взгляд мужчины, заскользив по земле, наткнулся на широкие листья огневки, так некстати вновь напомнив одарину про травмированные руки девчонки. Дались ему эти руки.
Досадливо сплюнув, Айт наклонился, рванул пучок потолще и мрачной тенью направился к месту стоянки.
Швырнув листья на колени удивленно поднявшей на него глаза юной Хранительнице, он сердито рыкнул:
— Разомни и оберни вокруг запястий. Синяки до утра сойдут.
Вайолет смотрела на него и просто не могла поверить. Слова одарина звучали грубо, словно он не говорил, а лаял, как злой пес, но выглядел этот неуклюжий жест заботы о ней невероятно трогательно. Так трогательно, что у девушки даже руки болеть перестали.