– Так ты блефовал!
– Просто дубликат.
Она начала смеяться и тут же осеклась:
– Это ужасно, да? То, что я смеюсь над этим? Ну и лицо у него было!
Аид долго смотрел на нее, но из-за серых сумерек она не могла определить, что выражал его взгляд.
– Ты не скажешь, что это кошмар или что-то в этом роде? – поинтересовался он.
– Хм… Не скажу. Мне уже почти нравится твоя работа.
– У меня тут по чистой случайности открыта вакансия.
– Вот это удача. А как у вас с отпускными?
– Вероятно, они присутствуют. Сложно сказать, я в жизни не брал отпуск.
– И выходные?
– И выходные.
– Что ж, тогда сейчас самое время взять выходной.
Когда они дошли до дома Двенадцати, ветер стих, ночь окончательно затопила улицы, а кампус обезлюдел, став похожим на свою же фотографию в брошюрке для абитуриентов.
– А почему мы не в Царстве? – спросила Персефона, едва сбросив тяжелые ботинки и забравшись с ногами в кресло. Плед, расшитый пуансеттиями, она обнаружила на спинке.
– Сегодня особенный вечер, тебе не кажется?
– Нет.
– Они еще про меня говорят, что я не умею поддержать разговор…
Персефона картинно вытаращила глаза и округлила рот:
– Кто говорит? Наверное, они тебя с кем-то спутали!
Не отвечая, Аид пошарил в ящике письменного стола, вытащил два бокала и потемневшую бутылку, молча откупорил ее.
– Я не пью. – Она потянулась, на секунду высунув ногу из-под пледа. И ей понравилось то, как Аид обжег взглядом ее кожу.
Жидкость в бокале напоминала рубин с блестящими гранями и клубящейся в глубине тьмой.
– Ладно, давай и мне чуть-чуть. Что это вообще?
– Что-то из граната, – туманно заявил он.
– Вино или сок?
– Теоретически сок, но его принес Дионис, так что на твоем месте я бы не сильно надеялся.
Она сделала маленький глоток и резко опустила бокал на столешницу:
– Быть не может!
– Что?
– Ты улыбнулся!
– Ничего подобного. – Аид резко отвернулся и зашагал по комнате. Персефона, воспользовавшись моментом, встала, чтобы поближе рассмотреть керамические горшки с зеленью на полках. Растения она любила с детства. Уже несколько лет коллекционировала ботанические открытки с названиями цветов на латыни. Всегда с нетерпением ждала первых зеленых красок природы, вырисовывающихся на полотне оттаявшей земли. И, когда она приехала сюда, ее неприятно удивило, что ни в одной аудитории не было хотя бы фикуса. Только в Царстве на подоконнике чах бледный цветочек, выглядевший настолько вяло, что им не прельстилась бы и голодная коза.
– Кто за ними ухаживает?
– Не знаю. Возможно, Гестия. – Аид так неслышно подошел сзади, что она вздрогнула.
– Скажи ей, что на сквозняке у фаленопсиса лучше не опрыскивать воздушные корни. Он может погибнуть от переохлаждения. И вода не должна попадать в листовую розетку. С ним нужно очень аккуратно.
– Может, тогда проще не обращать на него внимание?
– Почему? – Персефона провела подушечкой пальца по лепестку. Глубокий фиолетовый оттенок. В средневековой Европе, когда умирал монарх, придворные в знак траура надевали одежду такого цвета.
Аид молчал.
– Почему? – повторила она.
– С ним как-то много хлопот.
Она рассмеялась:
– Как и с тобой.
Тогда она не захотела себе признаваться в этом, но ее сердце переполнила невыносимая легкость, когда он приподнял ее выбеленные волосы и невесомо прижался губами к затылку. Что Персефона осознала уже тогда, так это то, насколько тот вечер был особенным. Действительно особенным, Аид был прав.
Потому что тогда она впервые почувствовала свою власть над ним, и это ей понравилось.
– Тут еще есть такие? – Она отняла руку от лепестка. – Пошли, устроишь мне экскурсию.
Они обошли весь дом, который изнутри был гораздо больше, чем казалось снаружи. Бродили по скрипучей лестнице, по темным комнатам и коридорам, разглядывали голубоватые суккуленты, переполненные книжные полки и портреты основателей университета, облаченных в атлас, бархат и драгоценности. Потом они обсуждали вполголоса найденный на втором этаже «Дневник одного гения» в мягком переплете, и Аид доказывал, что Дали лишь честно фиксировал все, что происходит в человеческой психике в печальном состоянии сна разума. Потом они в порыве любопытства зашли в полуподвальное помещение с заевшим замком, ключ от которого кто-то любезно оставил на тумбочке.
А потом они, с трудом передвигая ноги, вышли через другую дверь и сели прямо на холодную землю.
Персефона не знала, что случилось. Она знала только, что видела. Она помнила сцену, и лампы странной формы, и едва уловимый запах сигарет. И тени, и голоса.