– Подслушивать неприлично. Знаешь, у некоторых в наше время еще остались манеры.
Ари закатила глаза. Что ж, сведения она в любом случае получила. Найти Персефону труда не составит.
– Спасибо за гостеприимство, ты просто душка. – Голос сочился сарказмом. – Насчет Диониса. Если вдруг услышишь какие-нибудь слухи…
– У меня тут ни единой живой души. Книжные черви не болтают, заемщики стараются лишний раз не обращать на себя внимание. Откуда здесь взяться сплетням?
– А несчастные должники в твоем подвале? – попробовала пошутить Ариадна.
Аид поднял на нее тяжелый взгляд и помолчал так долго и многозначительно, что шутка окончательно перестала казаться ей забавной.
– В общем, дай знать, если что.
Она сползла с крыльца, нервно озираясь по сторонам, ожидая нового нападения трех разъяренных псин[2]. Аид дождался, пока она прикроет калитку, захлопнул дверь и снова обессиленно опустился в кресло.
На самом деле, он, конечно, подслушивал. Он мог прикидываться джентльменом сколько угодно – но не когда дело касалось Персефоны. С ней многое было иначе. Может быть, даже все.
В день, когда Аид впервые совершил невообразимую глупость, кампус кипел в ожидании первых осенних экзаменов, и Царство наполнилось запахом кофе, шумом шагов, шелестом страниц. Большие скопления людей вызывали у Аида тошноту, головные боли и желание удавиться на шелковом шнуре от гардин, потому он пережидал поток посетителей на обычно пустующем втором этаже. Ключевое слово – обычно.
– Забыл предупредить насчет Сизифа. Если этот уродец опять придет к тебе за займом и скажет, что…
Зевс не переставал шептать ни на секунду, одновременно переписывая мелким аккуратным почерком основные идеи «Психологии народов и масс» и гугля значение термина «трансцендентальная медитация». Он, как Цезарь, ухитрялся делать триллион дел одновременно. Изредка он замолкал, чтобы глотнуть виски из внушительной фляжки или взять желтый маркер и выделить ключевые тезисы конспекта, и тогда Аид переставал бороться с искушением сбросить его с лестницы и обставить произошедшее как несчастный случай.
И если бы Зевс был единственным, кому приспичило занять второй этаж, – возможно, в тот день ничего бы не изменилось. Но еще здесь была она. Она приходила сюда каждый день на протяжении недели. Вежливо и коротко улыбалась, брала стопку раритетных книг по ботанике, ставила на стол неизменный термос с чаем, доставала связку неотличимых на вид простых карандашей. И рисовала.
– Эй, дружище! Ты меня вообще слушаешь?
Она склонялась над бумагой, быстро, легко прорисовывая каждый лепесток, и под ее длинными пальцами расцветали аккуратные оранжереи. Штрих за штрихом.
– Ого. – Зевс резко отодвинул конспекты в сторону и улыбнулся. – Да, красотка. Персефона. Только недавно приехала по программе обмена. Сам бы подкатил, но знаешь что? Она такая молчаливая. Совершенно не умеет веселиться. Да, я знаю, прям будто твоя родственная душа. Сам в шоке…
В конце концов, все было очень просто. Они обитали на одной планете, в одном временном потоке и на том расстоянии, которое можно преодолеть шагами.
– Ты запал на нее, – подметил Зевс.
– Не запал, – отрезал Аид.
– Ну да, просто тебе нравится смотреть на нее часами. Подойди уже к ней, а? Честно, дружище, у тебя сейчас такой взгляд страшный. Если бы на меня кто так пялился, я бы в полицию пошел, а не к алтарю. С девушками надо попроще, посмелее. Просто будь собой…
Она отстранилась. Перекинула через плечо тяжелую белую косу. Бросила взгляд на получившийся эскиз. Провела пальцами по пересохшим губам. Потянулась за термосом.
– Сейчас или никогда, – пробормотал Аид. И прежде, чем Зевс успел моргнуть, вырвал у него фляжку и хватил ей о мраморный пол. Грохот, разорвавший библиотечную тишину, возымел нужный эффект: Персефона вздрогнула, содержимое термоса мигом оказалось на страницах раритетной книги.
Он быстро поднялся на ноги и, чеканя шаг, направился к ней, обвиняюще выставив палец в черной перчатке.
– Ты ведь в курсе, что повредила книгу двухсотлетней давности? Редкую книгу в моей коллекции. – Аид холодно разглядывал ее в упор.
Она подняла огромные карие глаза, и его кинуло в жар.
– Извини. – Персефона вытянула из сумки платок и осторожно промокнула бумагу. Охнула, когда он вцепился ей в руку, боясь, что она окончательно размажет чернила. Черная перчатка на белом запястье. Красиво. Раньше он никогда не задумывался об эстетике.
«Честно, нахуй книгу».
Внутри саднило, жгло, зудело.
2