Иная женщина, трагически потерявшая жениха и двух мужей и неизвестно за какие грехи наказанная бездетностью, могла бы считать свою судьбу несчастной, а жизнь — неудавшейся. Но только не Екатерина Бенедиктовна. Более жизнерадостного, веселого и дружелюбного человека трудно было себе даже представить. В кругу ее общения постоянно на протяжении всей жизни находились писатели и поэты, художники и артисты, она бывала на всех театральных премьерах, вернисажах и поэтических вечерах, а в последние годы не пропускала ни одного мероприятия, которое устраивал Клуб ветеранов сцены. Хотя она никогда не была сценическим работником, многие старые актеры, режиссеры и театральные художники считали ее «своей», потому что именно ее когда-то приглашали на генеральные репетиции и именно она всегда сидела на премьерах в первом ряду, ободряюще улыбаясь и сжимая в руках огромные букеты цветов, которые щедро дарила им, когда опускался занавес. В промежутках между законными браками у Екатерины Бенедиктовны случилось несколько громких романов с людьми, чье имя было в то время на слуху. Заканчивались эти романы по-разному, в одних случаях бросали ее, в других — она сама уходила первой, в третьих — любовники расставались по обоюдному согласию под давлением обстоятельств, но ничто не могло стереть улыбку с ее лица и приглушить ее заливистый смех. И даже когда у нее на улице вырвали сумочку с только что полученными в сберкассе деньгами, снятыми с книжки на покупку нового телевизора, она, прибежав домой, кинулась звонить своей подруге и от хохота долго не могла вымолвить ни слова.
— Ты представляешь, — наконец выговорила она, давясь смехом, — меня ограбили. Ну анекдот!
Подруга решила, что Екатерина плачет и у нее форменная истерика. Никак иначе раздававшиеся в трубке звуки она расценить не могла и тут же кинулась утешать несчастную. И только через несколько минут сообразила, что та не плачет, а смеется.
— Неужели тебе весело? — изумилась подруга.
— А что мне теперь, рыдать, что ли? — ответила ей Екатерина Бенедиктовна. — Ты же знаешь мой принцип: если можно что-то сделать — надо делать, если сделать ничего нельзя — надо принять все как есть. Но уж, во всяком случае, не плакать. И потом, я тебе много раз говорила, меня ангел хранит. Если у меня украли деньги на новый телевизор, значит, мне вообще нельзя его покупать. Наверное, мне суждено было купить такой телевизор, который взорвался бы и загорелся. Так лучше пусть у меня не будет этих денег, чем сгорит вся квартира и я вместе с ней.
И точно так же она веселилась, когда третий муж, Петр Васильевич Анисковец, заявил ей о своем желании развестись. И точно так же хохотала, когда спустя несколько месяцев после развода он снова возник на пороге ее квартиры.
— Ну что, котяра престарелый, нагулялся? — ласково спрашивала она, потчуя его своим фирменным супом с грибами и изумительным пловом с изюмом и курагой. — Стоила игра свеч?
Нельзя сказать, что Екатерина Бенедиктовна исступленно следила за собой и не вылезала из косметических и оздоровительных салонов. Но выглядеть она всегда старалась так, чтобы смотреть на нее было приятно. Идеально уложенные седые волосы, легкий макияж — тушь на ресницах, благородного цвета помада на губах, немного темно-телесных румян на скулах. Ухоженные руки и обязательный маникюр. Ей удалось не растолстеть с возрастом, и она с удовольствием носила брючные костюмы с блузками своего любимого кремового цвета. Часто ходила в гости к приятельницам и никогда не отказывалась от приглашений на юбилейные банкеты, а их в последнее время поступало много: кому семьдесят исполнялось, кому семьдесят пять, а у иных и золотые свадьбы случались. Не говоря уж о чествованиях по случаю пятидесятилетия творческой деятельности.
— У меня наступил самый лучший возраст, — часто повторяла Анисковец. — Все мои друзья вступают в такую благодатную пору, когда кругом сплошные праздники. Только успевай цветы и подарки покупать!
Да, друзей и знакомых у Екатерины Бенедиктовны было много, но трудно было даже представить себе, могли ли у нее быть враги. Потому что если убили ее не из-за картин и бриллиантов, то для этого должна быть какая-то личная причина. Какой-то конфликт, вполне вероятно, очень давний. Сегодня перед Настей Каменской сидела одна из самых близких подруг покойной Анисковец и подробно отвечала на все вопросы. Сама Настя во время таких бесед отдыхала душой: пожилые люди частенько страдают от недостатка внимания и общения и рассказывают обычно весьма охотно, даже если сам повод для таких бесед достаточно трагичен — смерть близкого человека. Из них ничего не надо тянуть клещами, наоборот, их порой бывает трудно остановить. Но останавливать их Насте и в голову не приходило. В голове у собеседника возникают ассоциативные связи, следуя которым они вспоминают и начинают рассказывать о событиях, не имеющих на первый взгляд никакого отношения к убийству, и внезапно может всплыть такая деталь, о которой и в голову не придет специально спрашивать: «Самое главное — вывести человека на неконтролируемые просторы свободного рассказа, — учил когда-то Настю отчим, всю жизнь проработавший в уголовном розыске, — и спокойно ждать, когда он сам проговорится и расскажет то, что важно для дела. Ты слушаешь его не перебивая, сочувственно и заинтересованно киваешь и тем самым создаешь у него иллюзию свободного полета, и эта иллюзорная свобода его опьяняет настолько, что он перестает следить за речью». Марта Генриховна Шульц и была той самой подругой, звонить которой кинулась после ограбления Екатерина Бенедиктовна, заходясь от хохота.