— Не перестанешь. Свадьба будет резонансной, как и измена, как и развод. Если мы разведёмся, ситуация только обострится. Поэтому я принимаю решение зная, что брак будет на всю жизнь. У тебя есть время передумать.
— То есть, ты даёшь собственности право принимать решение? — Усмехнулся он.
— В данный момент — да. Спасибо за револьвер.
Каролина собиралась уйти в комнату, но Хассан остановил её, взяв за руку:
— Я просто не понимаю тебя! — В сердцах произнёс он, — Сначала ты настаиваешь на правде, потом, узнав её, выгоняешь, спустя несколько часов предлагаешь брак. Что у тебя в голове вообще?! Можешь сколько угодно врать, что брак нужен для спасения людей, но я не поверю. Если тебе по-прежнему нужны отношения «хозяйка-раб», то я согласен на них. Но те же отношения со штампом в паспорте — верх глупости, и ты сама это знаешь.
— Знаю. И, я прошу, не спрашивай меня о подробностях.
— Сутки назад я просил тебя о том же, но ты меня «дожала». Я жду того же от тебя. Вряд ли ты выскажешь правду более уродским способом, чем это сделал я.
Каролина вздохнула:
— Хорошо. Правда в том, что вы никогда не были такими же людьми, как мы. Когда наших мальчишек учили читать и писать, вас учили драться. Когда мы играли в футбол, вас учили стрелять из автомата. Я думала, что ни один из вас не может чувствовать из-за лоботомии, но, узнав тебя, я поняла, что это не так. Вы рождались такими же детьми, как мы: мы все нуждались в ласке, заботе, в играх, в любви… Но из вас выбивали эти чувства, как могли. В этом нет твоей вины, но и из тебя их выбили. Я надеялась, что это не так, но то нападение расставило всё по местам: ты уже понял, что я приму любую правду. Что это не столько интерес к политической ситуации, сколько лично к тебе и твоей истории. Ты мог просто всё объяснить, но ты напал, потому что иначе не умеешь. Ты уже знаешь, что во мне много тепла. Ты знаешь, что я пыталась поделиться им с тобой. Ты хочешь, чтобы тебя отогрели, но ты не способен принять человеческое отношение к себе. И, ещё раз: в этом нет твоей вины. С тобой сделали то, что сделали. И я не смогу этого исправить. Телесно нам комфортно друг с другом — и пусть так будет. Но никаких псевдо-откровенных историй. Никаких личных подробностей. Я больше не буду мучить ни тебя, ни себя.
— Ты предоставляешь мне выбор? — Спросил он.
— Да.
— Мы завтра подадим заявление. Но до свадьбы я буду спать в своей комнате. На свадьбе я должен быть эмоционален и влюблён, но, возможно, после свадьбы я пройду операцию. Точка.
— Я тебя поняла.
Молодые люди разошлись по своим комнатам.
Глава 14
Хассан лежал и долго думал.
Он считал соотечественников Каролины излишне мягкими болванами, честно-то говоря. Но почти не думал о том, что если войну-то выиграли они, значит, такими уж тюфяками не были…
А если автомат, который Хассан держал в руках с пелёнок, оказался почти бесполезен даже на войне, то что он мог дать в семейной жизни?
Придурки вроде Митчелла, безусловно, встречались. Встречались свободные мужчины и бедные, как церковные крысы, и без единой извилины в мозгу, и наркоманы-алкоголики. Но какими были остальные?..
Добрыми, чуткими?.. А если и так, то почему Каролину это не тронуло?..
В ней много тепла, но она могла быть и предельно грубой. Стал бы выносить такое поведение мужчина, который бы никак от неё не зависел? Стал бы Хассан выносить такое поведение, если бы они были на равных?..
До утра он не нашёл ответа на этот вопрос, но правда была в том, что мужчина сам привык подчиняться: сначала властные родители, мать вымещала злость на нём, выбора в плане образования у него не было, потом он слушал преподавателей, дальше — командира…
Если бы он сошёлся с девушкой, которая бы смотрела на него, как на божество, и шагу не смогла бы без него ступить, Хассан бы просто не выдержал: он бы устал и от ответственности, и от того, что девушка сама по себе ничего не представляет. Конечно, мечтая об идеальной жене, он представлял себе робкую, даже покорную особу. Если его потянуло к Каролине, значит, мечты мечтами, но реальный выбор был таков.
Каролина же…
Девушка побывала в зависимом положении, когда просила помощи у родителей. Пусть сейчас она могла полностью себя обеспечить, страх никуда не делся. Материальная независимость — это уже здорово, но она по-прежнему не хотела зависеть от мужчины даже в плане эмоций, привязанности… На психотерапевтическом языке это называется «страх близости».
Теперь девушке было мало того, что она способна контролировать собственную жизнь: ей хотелось обрести власть и контроль, причём над кем-то более физически сильным. И в этом была принципиальная разница между ней и Хассаном: мужчину устраивало зависимое положение, пусть он сам себе в этом не признавался. Каролина же стала тираном, пусть с виду и мягким, и хрупким.