6
Настоящее время
Первый год, прошедший без нее, Холстон ждал, надеясь, что ее безумные слова – правда, и не веря собственным глазам, видевшим ее тело на том холме. Он думал, что Эллисон придет за ним. Первую годовщину ее смерти он провел, убирая в камере, отмывая желтую дверь шлюза и напряженно прислушиваясь, пытаясь уловить малейший шорох или стук, означающий, что призрак жены вернулся, чтобы освободить его.
Когда этого не произошло, он начал размышлять над альтернативой: выйти и отправиться на ее поиски. Холстон провел достаточно дней, недель и месяцев, просматривая файлы в ее компьютере, читая кое-что из того, что ей удалось сложить из кусочков, и понимая лишь половину, отчего сам начинал сходить с ума. Он стал верить, что его мир – это ложь, а после ухода Эллисон ему больше незачем было жить, даже если все вокруг и являлось настоящим.
Вторая годовщина ее ухода подвела черту под годом его трусости. Он пришел на работу, перекатывая во рту ядовитые слова – свое желание выйти, – но в последний момент затолкнул их вглубь себя. Когда в тот день они с Марнсом отправились на обход, лишь Холстон знал секрет: насколько близко он подошел к пылающей внутри него смерти. Долгий год трусости, предательства по отношению к Эллисон. Первый год был ее неудачей, второй – его. Все, хватит.
Сейчас, еще один год спустя, он сидел в шлюзе, облаченный в комбинезон чистильщика, полный сомнений и веры. Путь назад для него уже был закрыт – тяжелую желтую дверь плотно заперли, – и Холстон подумал, что вовсе не так представлял свою смерть и не таким видел свое будущее. Ему казалось, что он останется в укрытии навсегда, что его тело отправится туда же, куда и тела его родителей: отдаст свои питательные вещества почве на ферме на восьмидесятом этаже. А сейчас как будто целая жизнь прошла с тех пор, как он мечтал о семье, о собственном ребенке – и даже о близнецах или еще об одном выигрыше в лотерею, о жене, рядом с которой он встретит старость…
За желтой дверью взревел клаксон, давая команду отойти всем, кроме него. Он останется. Ему больше некуда идти.
Зашипели камеры с аргоном, накачивая в помещение инертный газ. Через минуту Холстон ощутил давление воздуха, стиснувшего комбинезон. Он вдохнул кислород, циркулирующий в шлеме, затем встал перед другой дверью – запретной дверью, ведущей в ужасный внешний мир. И стал ждать.
Глубоко в стенах металлически застонали поршни. Одноразовые пластиковые занавеси, прикрывающие внутренность шлюза, заморщинились от давления накопившегося аргона. Пока Холстон будет занят линзами, эти занавеси сожгут. Еще до вечера здесь проведут уборку и подготовят шлюз к следующей очистке.
Большие металлические створки перед ним содрогнулись, и на их стыке возникла щель, расширяющаяся по мере того, как они уползали внутрь стены. Дверь не откроется на всю когда-то спроектированную ширину – риск проникновения наружного воздуха требовалось свести к минимуму.
В щель рванулся поток аргона. Шипение сменилось глухим ревом. Холстон подошел к двери, так же ужасаясь тому, что не сопротивляется, как прежде удивлялся поведению других. Лучше было выйти, хотя бы раз взглянуть на мир собственными глазами, чем сгореть заживо вместе с пластиковыми занавесями. Лучше было прожить еще несколько лишних секунд.
Как только щель стала достаточно широка, Холстон протиснулся в нее, обтерев комбинезоном створки. Его окутывала завеса тумана – разбавленный аргоном воздух из шлюза конденсировался, смешиваясь с наружным воздухом, находившимся под меньшим давлением. Холстон побрел вслепую вперед, хватая вытянутыми руками мягкое облако.
Все еще окутанная туманом, наружная дверь застонала и начала закрываться. Когда толстые стальные листы сошлись, рев клаксона смолк; Холстон и ядовитый воздух остались снаружи. В шлюзе уже вспыхнуло яростное очистительное пламя, уничтожая любые загрязнения, которые могли в него просочиться.
Холстон увидел, что стоит у бетонного пандуса, идущего вверх. Его время утекало – где-то в голове непрерывно пульсировало напоминание: быстрее! Быстрее! Его жизнь сокращалась с каждой секундой. Он побрел по наклонной плоскости, смущенный тем, что находится в каком-то углублении, – настолько он привык видеть мир и горизонт из кафе и зала, расположенных на том же уровне, что и шлюз.
Холстон брел по узкому пандусу, зажатому между крошащимися бетонными стенами, а сквозь щиток шлема лился непонятный яркий свет. Поднявшись наверх, Холстон наконец увидел тот рай, к которому был приговорен за единственный грех надежды. Он повернулся на месте, разглядывая горизонт. От такого количества зелени у него закружилась голова!