Аджай, приехав в гостиницу, падает на кровать и, пока Вики снимает с него обувь, говорит:
– Ну что, мой дорогой Вики, мы почти добились успеха! Она долго колебалась, когда отказывала мне в завтрашнем свидании. Она уже сомневается в себе.
Он встаёт, идёт в ванную, умывается и, выходя оттуда с полотенцем в руках, продолжает с некоторым удивлением:
– Ты знаешь, Вики, она умная… очень умная! Моя слава её нисколько не интересует, то, что я звезда – для неё пустой звук…
Закуривает сигарету и подходит к окну.
– Надо чем-то её поразить, удивить…– смотрит в окно, думает и курит.
Молчание нарушает Вики:
– Может быть, сэр, удивить её знанием русской классики? Вы же что-то учили на русском, помните? Давным-давно.
Аджай оборачивается, на его лице – удивление.
– Это мысль! – говорит он.
Утро. Маша на работе. Ей опять приносят корзину цветов. На сей раз в ней только красные розы и открытка: «Спасибо за незабываемый вечер. Жду продолжения…» Девушка улыбается, подходит к зеркалу и пристально смотрит на себя, потом шепчет: «Ты сошла с ума!» Садится за компьютер и пытается писать, но слова не идут, фразы не выстраиваются, мысли – в разброд.
Утро. Аджай собирается в кинотеатр – в фестивале участвует ещё одна его картина – берёт из шкафа смокинг, с неохотой надевает его, потом вдруг снимает, кидает на кровать и облачается в чёрные джинсы и клетчатую рубашку. Затем стягивает с пальцев перстни, оставляя только один.
На конференции он рассеян, мысли его витают далеко; Аджай знает, что Марии не будет здесь сегодня, но он неосознанно ищет её в толпе репортёров и иногда ему кажется, что он её видит… На вопросы он отвечает невпопад – перед глазами образ Маши…
Вечер. Сумерки. Маша, уставшая, выходит из редакции и натыкается на Аджая. Он сидит на крыльце, привалившись к перилам, держа в руках зажжённую сигарету, и дремлет. На нём те же джинсы, ковбойка, кроссовки. Рот слегка приоткрыт, видны белые, чуть неровные зубы. Непокорные волосы упали на лоб. Мария садится рядом и смотрит на его лицо. Осторожно отводит рукой растрепавшиеся пряди. Аджай мгновенно просыпается от её прикосновения, его глаза ещё затуманены, но губы уже шепчут:
– Простите меня, я задремал.
– Был тяжёлый день? – тихо спрашивает Маша.
– Да, вопросы, вопросы… Вот и не выдержал…
– Почему же вы не вошли ко мне, как в прошлый раз?
– Не хотел мешать вам, – глаза проникновенно смотрят на девушку, а в голосе звучит покорность, – вы же цените своё время!
Журналистка внезапно краснеет до корней волос:
– Но я ценю и ваше время, мистер Аджай. Мне очень неловко: вы – и здесь, на крыльце…
– Нет, нет, мы же договорились – никаких «мистеров»! Всё отлично!
Они встают. Кумар берёт её руку и говорит:
– Ну что ж, Маша, я увидел вас. Теперь позвольте мне откланяться! – он склоняет голову и тихо произносит:
– Я знаю, век уж мой измерен,
Но, чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днём увижусь я!
Изумлённые глаза Маши:
– Вы знаете Пушкина?!
– Да, я люблю русскую классику; я даже снимался в телесериале по роману Достоевского «Идиот». Правда, это было очень давно. Я был тогда так молод, хорош собой и невинен. Боже, как давно это было!
– Вы знаете, – спустя мгновение говорит Мария, – а я очень люблю Рабиндраната Тагора. В одном из наших фильмов о первой любви звучит песня на его стихи.
Она напевает.
– Красиво, – вежливо соглашается Кумар и протягивает ей руку, – ну, до свидания, Маша.
– До свидания, Аджай, – девушка вкладывает пальцы в его ладонь. Они стоят и смотрят друг на друга, не двигаясь с места. Вдруг Аджай тянет Машу за руку, одновременно делая шаг вперёд, и она оказывается в его объятьях. Его лицо совсем близко от лица Маши; глаза смотрят пристально и требовательно. Девушка чувствует его дыхание, его губы рядом с её губами. Она в сладкой неге опускает ресницы и перестаёт дышать. Миг – и Аджай отпускает её и отдаляется. Маша чувствует, что он мог бы поцеловать её, но не стал. Оба испытывают смущение.