— Лучше всего тебе было бы выгнать его за порог и забыть эти десять месяцев как страшный сон, — раздумчиво произнесла Альбина. — Но с другой стороны, вычеркнуть из своей жизни почти год за просто так и не попытаться наказать этого подлеца по заслугам — тоже обидно. Послушай… — Неожиданно Кусочкина замолчала, и её высокий лоб пересекла жёсткая вертикальная складка. — А что, если…
— Если что?.. — затаила дыхание Загорская и с надеждой посмотрела на подругу.
Неожиданно лицо Кусочкиной осветилось улыбкой. Подняв голову, она длинно посмотрела в глаза Лидии, тихо хмыкнула и, засияв, прикусила кончик большого пальца.
— Лидка… Я придумала такую вещь… Если мы с тобой всё обмозгуем хорошо и ты не дрогнешь, то твой Тополь уйдёт от тебя голым, нищим и босым. Но на это потребуется ещё полгода. Ты готова на такую жертву?
— И ты ещё спрашиваешь? — округлила глаза Лидия.
— Тогда слушай…
В институтском буфете было многолюдно и душно. Счастливчики, которым повезло урвать местечко за одним из столиков, покидать свои места явно не торопились, а, разложив конспекты прямо между тарелками, с превеликим удовольствием поглощали мутную жидкость непонятного цвета, обозначенную на ценнике как «кофе чёрный», и по-студенчески бесцеремонно, во весь голос, переговаривались между собой. В помещении пахло чем-то кислым, на столах для грязной посуды громоздилась уже целая гора тарелок, кое-как составленных одна на другую и державшихся на честном слове.
Пытаясь пролезть без очереди, самые сообразительные передавали деньги друзьям, находящимся уже у прилавка, через головы всей остальной публики, которой, ясное дело, такое положение вещей не нравилось. Громко возмущаясь, стоящие в задних рядах очереди отправляли деньги обратно, но через несколько секунд многострадальные измятые бумажки отсылались в новый вояж, чтобы под неистовые, возмущённые крики обиженных вернуться в руки своих хозяев или, само собой, по случайности затеряться где-нибудь на полдороге.
— Ир, у тебя лекции по физике все? — Вадик отхлебнул кофе и ковырнул вилкой яйцо под майонезом — неотъемлемую часть завтрака любого уважающего себя студента.
— Откуда? — Ирина пододвинула к себе тарелку с булочкой, внутри которой, судя по обещанию на ценнике, должно было находиться вишнёвое варенье. — У меня есть первая, вторая и четвёртая, да и та не до конца. Если учесть, что их должно быть двенадцать… — Она откусила булочку и тут же сморщилась: — Фу-у-у, опять яблочного повидла напихали, чтоб им всем! Терпеть не могу этой отравы! Лучше бы я сосиску в тесте взяла, чем эту муть.
— А у кого есть, не знаешь? — Вадик старательно соскрёб остатки винегрета в одну кучку и, не долго думая, свалил и винегрет и яйца в одну тарелку. — Я у наших спрашивал, никто не сознаётся, говорят, сами на другом потоке брали. А у кого там попросишь? Если только у Ритки из одиннадцатой.
— Держи карман шире, так она тебе их и дала, — усмехнулась Хрусталёва и тряхнула своими огненно-рыжими кудряшками волос. — Она так над ними трясётся, как не каждая курица над цыплятами.
— Ну не скажи, с Риткой договориться можно, — возразил Вадик. — Вон, в прошлую сессию Тополь-то у неё тетрадь брал.
— Говорю тебе, Ритка ни с кем за здорово живёшь делиться не станет, разве что с отдельными гражданами и за о-очень большие деньги. — Лизнув повидло ещё раз, Ирина положила булку обратно и с досадой вздохнула. — Наделают всякого барахла… Слушай, а чего-то я его сто лет в институте не видела, его что, отчислили за хвосты?
— Кого, Сёмку? — Вадик поправил на переносице оправу. — Да господь с тобой! Он же пихнул денег в учебной части, так что в этом смысле у него всё в ажуре.
— Тогда чего он носа в институт не кажет, новые хвосты отращивает?
— Какие хвосты, он вторую неделю в больнице лежит.
— Чего он там делает? — удивилась Ирина. Насколько она помнила, бывший ухажёр обладал отменным здоровьем и за все полтора года близкого общения с ней не то что не заболел каким-нибудь воспалением лёгких или, скажем, элементарным бронхитом, но даже ни разу не чихнул.
— В больнице? — Вадик размял остатки винегрета вилкой. — Ну, как… болеет.
— Чем?
— Чем?.. — Под настойчивым взглядом ярко-зелёных глаз Хрусталёвой он неловко заёрзал на стуле. — Да я точно не знаю…
— Вот как?