— Так я тебе и поверила! — звонко рассмеялась Хрусталёва. — Да к твоему сведению, Тополь разбирается в преферансе не лучше, чем свинья в апельсинах, уж это-то я знаю.
— Знает она! Ох, держите меня шестеро! — Вадик небрежно бросил ненужную теперь вилку на стол. — Да чего ты можешь знать, тля зелёная? Между прочим, отец Тополя — асс в этом деле, и он выучил Семёна таким примочкам, что тебе и не снилось.
— Ещё скажи, что это его отец надоумил по аэропортам таскаться! — На личике Ирины появилась презрительная гримаска.
— Если хочешь знать, да! — громко выпалил Вадим, и вдруг осёкся, сообразив, что наговорил много лишнего. — Знаешь что, Хрусталёва, иди-ка ты к чертям собачьим со своими расспросами, я тебе больше ничего не скажу.
— А больше и не надо. — Неожиданно Ирина почувствовала, как от желудка к груди начала подниматься тёплая живительная волна, и довольно улыбнулась, потому что совершенно ясно поняла, что сумела ухватить за хвост шанс, который так долго и терпеливо ждала.
— Леонид… — Лидия кокетливо улыбнулась, приподняла над блюдечком крохотную кофейную чашечку и манерно отставила мизинчик. — Как ты смотришь, если к свадьбе я преподнесу тебе не совсем обычный подарок?
— В смысле — необычный? — Тополь бросил на Лидию вопросительный взгляд, и его правая бровь настороженно поползла вверх.
С точки зрения Леонида, с женщинами вообще следовало держать ухо востро, а уж с такой, как Лидия, и подавно. Несмотря на то что за последнее время его жизнь протекала достаточно ровно, без особенных потрясений и стрессов, историю полуторагодовалой давности он забывать не собирался. Тогда, истратив на курорте на эту проходимку всё до последней копейки, он оказался в дураках, облитый грязью с ног до головы и отвергнутый буквально по всем статьям как неподходящая кандидатура для такой звезды, как мадам Загорская. То, что он сейчас восседал на её кухне и попивал свежесваренный кофеёк из тоненькой фарфоровой чашечки, было результатом его сообразительности, а не нежных чувств, вдруг ни с того ни с сего вспыхнувших в душе Лидки.
Нет, конечно, само собой разумеется, что почти за год совместной жизни она не могла не дойти своим куриным умишком, что такие мужчины, как он, на дороге не валяются и что ей, безусловно, повезло, что судьба подарила ей встречу, о которой женщина может только мечтать. Но факты — вещь упрямая, и измениться к пенсии в одночасье невозможно, а посему, чтобы не оказаться в дураках вторично, он должен быть бдительным и не забывать, что своя рубашка всегда ближе к телу.
— Позволь поинтересоваться, о каком же необычном подарке идет речь? — Тополь сделал крохотный глоток кофе и поморщился: как всегда, считая сладкий кофе чем-то плебейским, Лидка не положила в его чашку ни единого кусочка сахара.
Объяснить этот факт было сложно: каждое утро, изо дня в день, на глазах у Лидии он демонстративно доставал из шкафа сахарницу, брал в руки мельхиоровые щипчики, подцеплял ими кусочек рафинада и, опустив его в чашку, тщательно размешивал, давая таким образом понять, что пить полугустую горечь, к которой привыкла Лида, он просто не в состоянии. Но как это ни парадоксально, на следующее утро в его чашке снова не оказывалось ни кусочка сахара, как будто из принципа Загорская экономила драгоценный рафинад, причём исключительно на нём, Леониде.
— В каждом доме существуют определённые традиции, и мой дом — не исключение. — Слегка улыбнувшись, Лидия ещё ниже опустила ресницы, и было непонятно, чему она улыбается, то ли тому, что собиралась сказать дальше, то ли недовольной гримасе Тополя, в очередной раз обнаружившего отсутствие сахара в своей чашке. — В каждом доме существуют вещи, которые по тем или иным причинам являются памятными, а потому особенно дорогими. Много лет назад, выходя замуж за моего папу, мама надела ему на палец вот это обручальное кольцо. — Лидия потянула на себя выдвижной ящик стола, в котором хранились ножи и вилки, и достала небольшую картонную коробочку, видимо положенную туда заранее.
Ничего необычного в коробочке не было. Серая, сложенная из шершавого плотного картона, протёртая в уголках, она выглядела абсолютно не привлекательно, и, сколько Тополь ни старался, он никак не мог сообразить, что бы такого могло в ней храниться раньше. Для спичечной она была явно велика, к тому же крышка, открывавшаяся сверху, полностью исключала этот вариант, но для хранения чего-либо ещё, например туши для ресниц, она не годилась тоже, поскольку на крышке любой косметики должна присутствовать хоть какая-то надпись.