— Ты считаешь меня двужильной лошадью? — с трудом ворочая языком, произнесла Настя. — Ты переложил на мои плечи все домашние дела, полностью устранившись и от хозяйства, и от забот о ребёнке, и вообще от всего. И какой, по твоему мнению, я должна быть?
— Ты говоришь так, словно я не работаю! — возмутился Тополь. — Ты уж меня прости, но на твои декретные деньги содержать себя и ребёнка ты бы не смогла. Всё, что у нас есть в доме — исключительно моя заслуга. Если бы не я, ты бы сосала лапу.
— Если бы не ты, я бы училась в институте и горя не знала! — неожиданно для себя вдруг выдала Настя.
— Во-о-он как ты заговорила! — Тополь с сожалением взглянул на остывающий ужин, будто решая, что первостепеннее, горячий ужин или воспитательная беседа с женой, и, тяжело вздохнув, решил принести в жертву первое. — Когда я предложил тебе выйти за меня замуж, ты вовсе не была против такой перспективы, напротив, ухватившись за меня руками и ногами, ты всеми силами ускоряла это событие. Или я что-то путаю?
— Когда ты звал меня замуж, ты обещал, что мы будем с тобой единым целым, — устало проговорила Настя. — На деле же оказалось всё иначе. Я думала, наши отношения изменятся после рождения Кати, но стало только хуже. Если раньше ты хоть как-то считался с моими желаниями, хотя бы внешне, то теперь делаешь только то, что удобно тебе, совершенно не заботясь, каково при этом мне.
— И чем же я тебя, позволь спросить, обидел? — Тополь поджал губы.
— Речи о том, чтобы помочь мне по дому, я уже не веду, — тихо проговорила Настя и горько улыбнулась. — Я понимаю, с твоей точки зрения, ты — рабочий человек, у которого на шее сидят две иждивенки и пьют из него соки, а я — обленившаяся домохозяйка, которая от скуки уже не знает чем заняться…
— Зачем же так утрировать? Я знаю, у тебя тоже много забот.
— Но если ты это знаешь, почему никогда не поможешь мне хотя бы с дочкой? Такое ощущение, что Катенька нужна мне одной! Целыми днями я кручусь как белка в колесе, а ты не хочешь хотя бы изредка подменять меня по ночам. Неужели так сложно встать несколько раз к ребёнку за ночь?
— Если это несложно, зачем ты просишь об этом меня?
— Я не могу быть на ногах круглосуточно, пойми ты это! — с отчаянием произнесла Настя.
— А я, выходит, могу? — вытаращил глаза Леонид. — Вот это ты здорово придумала! Днём я должен вкалывать на работе, а ночью — дежурить у кровати ребёнка. Как ты себе это представляешь?
— Но я же встаю к ребёнку. И потом, я не прошу сменять меня каждую ночь, пусть это будет через день или через два, а в остальное время я как-нибудь справлюсь сама.
— Здорово ты придумала! — Леонид с восхищением посмотрел на жену. — Значит, давай я буду на ногах и днём и ночью, а ты все это время будешь спать, как сурок! Думаешь, я совсем лопух? Думаешь, не знаю, что, как только я ухожу за порог, ты ложишься обратно в постель? Или ты всерьёз считаешь, что я не догадываюсь, что ты можешь выспаться днём, разделив свой сон на несколько приёмов? Пока Катька спит, ты — свободный человек и можешь заниматься чем угодно, в отличие от меня, — многозначительно добавил он.
— Если я буду спать с Катенькой, кто будет за меня стирать пелёнки, готовить еду, ходить по магазинам и убирать в доме? Когда я должна успевать всё это делать, по-твоему?
— Почему бы тебе не обратиться за помощью к своей матери? — назидательно проговорил Тополь. — По крайней мере, почти во всех семьях с внуками возятся бабушки.
— Ты же прекрасно знаешь, что мама работает!
— Вот видишь, она работает, она занимается делом, а я — валяю дурака! — зло произнёс Леонид и почувствовал, что есть ему уже расхотелось.
И оттого, что из-за глупых претензий жены его ужин в который раз испорчен, Леониду вдруг сделалось очень жаль самого себя.
— Вот что я тебе скажу, Настя… — Тополь глубоко вздохнул. — Такое отношение ко мне, как сейчас, меня совершенно не устраивает. Мне очень неприятно, что приходится тебе это говорить, но терпеть над собой издевательства подобного рода я не намерен. Или ты пересмотришь свою точку зрения и прекратишь тянуть из меня жилы, или… — Не зная, какую кару лучше обрушить на голову строптивой жены, Леонид на мгновение задумался, потом нахмурился и вдруг неожиданно произнёс: — Нам нужно какое-то время пожить врозь и хорошенечко обдумать, как нам быть дальше. Я устал, я измучился, я дошёл до крайней черты, но ты упорно не хочешь этого понимать. Поэтому я… уезжаю.