На самом деле ни одна из сторон в этих дебатах не ухватила главное, что П.В. Андерсон уже сформулировал в своем девизе, начало которому было положено в лекции 1967 года: «Способность сводить все к простым фундаментальным законам не предполагает способности начать с этих законов и реконструировать Вселенную».
Андерсон, который тогда работал в Bell Telephone Laboratories, признался в редукционизме с самого начала своей лекции: все состоит из одинаковых фундаментальных элементов, каждый из которых может изучаться в отдельности. Но он добавил, что критика другой точки зрения часто признается частью редукционизма — конструкционизм. Это понятие о том, что знание фундаментальны частиц и фундаментальных законов означает: мы можем понять, каким образом устроен мир.
Но на самом деле это невозможно, потому что мы встретимся с двумя решающими проблемами: масштаб и запутанность. Все действительно может состоять из атомов, но это не значит, что знание об их строении и поведении позволяет нам прийти к заключению, каким образом слон пьет воду. Если мы сложим вместе множество атомов, возникают явления, которых не существует, когда имеется всего несколько атомов. И большинство явлений, которые интересуют нас в нашей повседневной жизни, содержат значительно больше атомов, чем любой атомный физик когда-либо изучал в своей лаборатории.
Мысль Андерсона, следовательно, заключается в том, что редукционизм не всегда вступает в конфликт с точкой зрения, что запутанность существует и что новые природные явления появляются каждый раз, когда мы движемся вверх по шкале и изучаем новые уровни Вселенной.
Только тот факт, что мы знаем фундаментальные законы и частицы природы, не означает, что мы уже знаем очень много о мире. Ведь много атомов могут вести себя совсем не так, как мало атомов.
Уровни науки. На каждом уровне появляется новая запутанность. Даже при том, что более высокие уровни состоят из элементов более низких уровней, мы не можем построить высокие уровни только потому, что нижние нам уже известны.
Использование компьютеров позволило наглядно продемонстрировать точку зрения Андерсона. В течение столетий физики верили, что им очень много известно о мире, так как они знали ньютоновские законы гравитации и движения. Детей в школах и студентов в университетах учили, что они ухватили суть Вселенной, так как им известны уравнения Ньютона.
И действительно так и было, ведь они, в конце концов, могли решать примеры в учебниках и видеть, что да, действительно, они в состоянии понять, каким образом функционирует система, если им известны правильные уравнения.
Однако выяснилось, что физики так и не решили свои примеры. Большая часть того, что мы изучали в школе, просто неверна. Примеры в учебниках — это не более чем примеры, хитрые особые случаи, созданные для того, чтобы мы смогли игнорировать трение и другие сложности, которые возникают в реальном мире. Настоящие явления окружающего мира настолько сложны, что их вообще нельзя понять. Поэтому они игнорировались, позволяя нам сконцентрироваться на нескольких примерах из учебников, настолько простых, чтобы их можно было решить и приводить в экзаменационных листках.
И только когда у нас появились компьютеры, чтобы совершить за нас все сложные вычисления, мы осознали, что в конце концов совершенно не знаем законов Ньютона. У нас нет никакого представления о путанице, неопрятности, беспорядке и невычисляемости, которые они содержат.
В течение 80-х такие термины, как «запутанность», «хаос» и «фракталы» стали ключевыми словами в нашем зародившемся понимании факта: то, что нам известны законы мира, не означает, что мы познали мир. Мы можем прекрасно знать формулы, возможно, мы даже выучили их наизусть. Но это не имеет никакого значения, так как для того, чтобы познать настоящий мир, нужны очень пространные вычисления. Ученые не озаботились тем, чтобы их выполнить, поэтому они просто проигнорировали мир и с удовольствием погрузились в свои несложные формулы.
Простое правило может легко создать систему с очень запутанным поведением. Все, что нужно — это правильно решить примеры, то есть выполнить огромную массу вычислений, отсеять массу информации. Когда мы это сделаем и применим простые правила к отсеянному массиву информации, мы можем получить богатое, запутанное и непредсказуемое поведение даже самых простых систем.
Это урок, который необходимо извлечь из теории хаоса, которая, в свою очередь, извлекла урок из компьютеров, так как компьютеры были созданы теми самыми людьми, думавшими, что они смогут легко просчитать мир.
Это очень важный урок, и не только потому, что он позволяет взглянуть на школьную скуку с иной перспективы (и доказывает, что ученики демонстрируют отсутствие ума, когда им скучно учиться формулам от учителя, который отказывается рассказать им, как эти формулы соотносятся с реальностью). Он столь важен потому, что дает сознанию надлежащие перспективы, так как дает сознанию причины сохранять самообладание.
Как бы хороши и как бы уместны ни были простые правила, изложенные в карте территории, нам никогда не стоит верить, будто мы можем догадаться, какова территория, на основании этой карты. Мы можем найти с ее помощью дорогу — но не можем получить представление о территории.
Современный философский спор холизма и редукционизма отражает противоположную точку зрения между двумя фундаментальными взглядами, которые могут быть выражены в духе П.В. Андерсона. Первый — это вера в то, что существуют целостности, которые можно осознать, и это позволит нас понять все в простых, но холистических терминах. На самом деле это вера в то, что сознание может осознать мир, так как мир состоит из целого и руководящих принципов, которые могут быть осознаны.
Второй — это вера в то, что мир состоит из множества отдельных компонентов, которые могут быть описаны поодиночке, но все вместе демонстрируют поведение, отличное от того, какое они демонстрируют в отдельности. Это на самом деле вера в то, что сознание никогда не сможет осознать мир, так как мир состоит из массы крошечных элементов, которые ведут себя довольно капризно и совершенно по-другому, когда собираются в большом количестве.
Холизм — это попытка сказать, что есть целое, которое мы в состоянии осознать. Нонконструкционистский редукционизм — это попытка ощутить, что мы никогда не сможем исчерпывающе описать мир — ни по частям, ни целиком. На каждом новом уровне описания будут появляться новые формы поведения, к которым добавляются всего несколько частиц с более низкого уровня — но этого оказывается достаточно, чтобы сформировать группу.
Доминирующая тема нашего времени, если изъясняться в терминах этой книги — это сознание, которое восстанавливает себя через признание бессознательного; компьютерный формализм, восстанавливающий себя через признание непредсказуемости; описания, восстанавливающиеся себя через признание того, что описывается; низкая пропускная способность, восстанавливающая себя в признании высокой пропускной способностью. Смысл в том, что мы никогда не сможем исчерпывающе понять мир без исчерпывающего понимания мира в целом — то есть каждого без исключения элемента мира. Все взаимосвязано, и мы не можем исчерпывающе осознать что-то одно, если исчерпывающе не поймем все. Но это приводит к возникновению проблемы: подобное полностью исчерпывающее объяснение обязательно содержит столько же информации, сколько то, что оно описывает; полное описание мира займет столько же места, сколько и сам этот мир. Поэтому подобное знание недоступно субъекту — сознанию, которое описывает окружающий мир. Единственная карта, которая отражает все детали территории — это сама территория. Но тогда это уже не будет картой.
Холизм настаивает, что мы можем понять мир как единое целое. Таким образом, как точка зрения на мир холизм является глубоко реакционным.
Более сдержанная точка зрения заключается в том, что мы вообще не можем понять мир. Но мы можем его описать, и каждое описание должно будет признать, что оно является описанием — то есть что-то обязательно будет отсутствовать, информация отсеиваться — это не территория, это карта.
Реакционный аспект холизма заключается в его вере в то, что мы можем дать осмысленное описание мира, поняв несколько общих принципов. Значительный прорыв, который произошел в результате появления компьютеров и теории хаоса — это то, что даже простые фундаментальные законы природы, которые мы узнали за последние несколько столетий, становятся бесконечно непостижимыми, когда им позволяют проявлять себя на практике. Они вычислительно несократимы, если использовать выражение Стивена Вольфрама, упомянутого в Главе 4.
«Мы входим в сумеречную зону», — осторожно ответил физик Крис Лэнгтон на вопрос, как далеко мы уже зашли за грань. «Все равно это произойдет, — добавил он. Мы можем это изучать, чтобы повлиять на его развитие».
Эта сцена отличалась ошеломляющей символической силой. Молодой длинноволосый американец стоял на парковочной площадке возле скромных зданий, в которых размещался Центр нелинейных исследований в Национальной лаборатории Лос-Аламос в Нью Мехико. Лэнгтон шел в своей офис в теоретическом подразделении, Отдел 13, в другом здании на той же площадке.