Если взять в качестве отправной точки открытие Либета относительно временного сдвига сознательности, появится такая картина: внешний раздражитель, к примеру, укол кожи, достигает мозга двумя путями — быстрая специфическая нервная система, которая не вызывает сознательного восприятия, но датирует, когда появляется осознание события сознанием, и медленная неспецифическая система, которая вызывает полусекундную активность, ведущую к сознательному восприятию.
Если подумать об уколе кожи, он не может восприниматься вне контекста: был ли это укус комара или прикосновение? Была ли это кнопка, на которую мы чуть не сели, или легкий толчок в плечо от кого-то, кто собирается что-то нам прошептать? Движемся ли мы сами или окружающий мир движется на нас?
Укол кожи воспринимается в контексте. Он не воспринимается сначала как укол, а затем интерпретируется. Когда мы что-то воспринимаем сознательно, мы уже это интерпретируем (а, возможно, уже и реагируем — вставая с кнопки на стуле).
Был поздний вечер, и его поток сознания протекал где-то среди полностью абстрактных проблем. Его мыслительный процесс работал уже долго, и он был как бы погружен в себя на диване: не спал, но был где-то далеко.
Его рука внезапно вскинулась, как будто он хотел защититься, но это движение было моментально остановлено осознанием того, что «не страшно, если стол немного сдвинулся». И только после этого он услыхал звук: легкий скрип стола, который потихоньку рассыхался в прохладном вечернем воздухе, не представляя никакой опасности.
Последовательность восприятия была такой: (1) он реагирует; (2) нет никаких причин беспокоиться; (3) он слышит звук, который вызвал (1) и (2).
«Иногда подобное происходит со мной Четвертого июля, — говорит Бенджамин Либет. — Иногда я подскакиваю еще до того, как взорвется фейерверк».
Новейший пример, который отлично демонстрирует, каким образом мы не воспринимаем звуки, пока они не будут интерпретированы, можно провести с использованием телевизора и пары наушников. Это очень простой пример: включите новости или другую программу, где люди разговаривают. Через наушники вы услышите две звуковые модели: (1) речь человека, который говорит и (2) шум.
Интересно будет спросить себя, откуда исходит звук — или, что будет более точным, так как он, конечно, исходит из ваших наушников, откуда вы его воспринимаете. Вполне понятно, что он исходит из коробки, в которой сидит и разговаривает человек (звук исходит из телевизионной картинки). Но ведь шум исходит из ваших наушников! Звук этого шума относится не к говорящим людям на экране, а к наушникам, которые вы надели. Наш опыт слушания автоматически интерпретирует и сортирует информацию, которая содержится в сигналах и шуме: форма и фон. Форма соотносится с местом, где мы воспринимаем соответствующие визуальные формы, в то время как шум не соотносится ни с чем, но воспринимается как исходящий оттуда же, откуда исходят и остальные физические эффекты.
(Проще всего создать этот феномен, пользуясь видеокассетами, так как саундтрек пленки содержит множество шумов — или можно понажимать кнопки дистанционного пульта от телевизора, увеличив количество шума).
Сознание предоставляет нам сенсорную информацию, которая уже была тщательно обработана — но оно не говорит нам: выглядя как сырая информация, она на самом деле заключена в контекст, без которого она была бы совсем не такой, какой мы ее воспринимаем. В конце концов мы сразу воспринимаем поглаживание или укус комара, а не некое абстрактное воздействие, которое нам еще предстоит интерпретировать.
Содержимое нашего сознания уже обработано и уменьшено, помещено в контекст еще до того, как мы его воспринимаем. Сознательное восприятие имеет глубину: оно уже помещено в контекст, большое количество информации было обработано, но нам не представлено. Масса сенсорной информации была отсеяна прежде, чем появилось сознательное восприятие — и этой сенсорной информации нет. Тем не менее само восприятие базируется на отсеянной информации.
Мы воспринимаем ощущение — но мы не воспринимаем того, что это ощущение уже было интерпретировано и обработано. Мы не воспринимаем ту огромную умственную работу, которую мы проделываем, когда воспринимаем. Мы воспринимаем ощущение как немедленное и прямое ощущение поверхности вещей, но на самом деле ощущение — это результат процесса, который дает глубину воспринятой сенсорной информации. Сознание — это глубина, но воспринимается оно как поверхность.
Трюк, который проделывает сознание, заключается в том, что ему удается комбинировать два совершенно разных подхода к миру. Один подход касается раздражителей, которые мы получаем от окружающего мира, другой — образа, который у нас возникает, чтобы объяснить это восприятие.
Мы не воспринимаем сырую сенсорную информацию. Мы не видим длину световых волн — а видим различные цвета. Мы слышим диктора новостей не из наушников, а из телевизора. Мы не ощущаем поглаживание как потенциальный укус комара.
Но цвета, дикторы и поглаживания воспринимаются так, как будто все это происходит здесь и сейчас, как будто они представляют собой именно то, что мы воспринимаем. А на самом деле они являются результатами симуляции.
Мы воспринимаем не сырую сенсорную информацию, а ее симуляцию. Симуляция нашего сенсорного восприятия — это наша гипотеза реальности. Эта симуляция есть то, что мы воспринимаем. Мы не воспринимаем сами вещи — мы ощущаем их. Мы не воспринимаем ощущения — мы воспринимаем симуляцию ощущений.
Этот взгляд включает в себя очень далеко идущее утверждение: то, что мы воспринимаем непосредственно — это иллюзия, которая представляет информацию, интерпретированную таким образом, как будто она не подвергалась обработке. Именно иллюзия является сутью сознания — мир, который воспринимается осмысленно и через интерпретацию.
Но почему мы не можем просто воспринимать то, что ощущаем? Потому, что мы ощущаем слишком много — миллионы бит в секунду. Мы воспринимаем только небольшую часть того, что ощущаем — а именно ту часть, которая имеет смысл в данном контексте.
Но почему мы не видим, что информация, которую мы воспринимаем, уже была обработана, что масса информации была отсеяна до того, как нам представили лишь небольшой ее кусочек?
Здесь объяснение может быть таким: потому, что для достижения этой глубины требуется время, и потому что было бы не слишком сподручно знать, что прошло это время. Есть многие и многие вычисления, которые не имеют отношения к нашим действиям в этом мире. Нам приходится решить множество задач, прежде чем мы вообще будем в состоянии что-либо воспринять: нам приходится сформировать гипотезу о том, откуда исходят звуки, прежде чем мы сможем их услышать.
Бенджамин Либет показал, как специфические нервные волокна, проходящие от органов чувств к мозгу, позволяют зафиксировать время получения ощущения, которое не будет нами воспринято до тех пор, пока неспецифические нервные волокна не приведут к полусекундной активности, которая будет означать, что теперь ощущение может быть воспринято.
Таким образом сенсорное восприятие может объединить в себе информацию от множества сенсорных модальностей, получающих раздражители от одного и того же объекта, даже если информация от этих разных модальностей (слух или зрение) может обрабатываться мозгом разное количество времени. Если бы не было этой половины секунды, в которую вся информация синхронизируется, мы могли бы, как объясняет это Либет, столкнуться с «дрожанием» нашего восприятия реальности.
Наше сознание отстает потому, что ему нужно представить нам картину окружающего мира, которая будет актуальной. Но оно представляет нам именно картину окружающего мира, а не картину всей той великолепной работы, которую проделывает мозг.
Последовательность такова: ощущение, симуляция, переживание. Но нам не обязательно знать о симуляции, поэтому она исключается из нашего восприятия, которое состоит из отредактированных ощущений, которые воспринимаются нами как неотредактированные.
Сознание — это глубина, которая воспринимается как поверхность.