— Старииик, ну, ты чего? — Вместо меня высказался голубоглазый парнишка. — Она же ранена.
— Так я ее подлатал, жить будет. Могла бы и спасибо сказать.
— Спас…
— А лучшее спасибо, это понимание того, что незваные гости, не лучше больного горла в весенний солнечный день.
Ничего не знала о больном горле, но вряд ли это что-то хорошее. В любом случае сравнение не очень. Да и вообще, если я нежеланный гость, тогда зачем приютили?!
И тут я поняла — не приютили. Меня оставили на пороге, возле закрытой двери. Куда ж очевиднее. Вероятнее всего, они бояться тех, кто может обвинить их в укрывательстве мне подобных.
— Я ухожу. — жизнь научила не быть обузой никому. — Спасибо за помощь.
— Куда пошла?
Старик дернул на себя, ухватив за верх бинта. Довольно сильный мужичок. Серебро в его волосах, на усах и на бороде, отлично скрывали, все еще, сильное тело. Пожалуй, я бы дала ему, не больше шестидесяти лет. А если бы он не держал трость, на которую опирался, то может и пятьдесят.
— Что у нас тут?
Он отодвинул край, в точности как я, несколькими минутами ранее, и глянул на желто-зеленую жидкость.
— Еще не затянулось. Может открыться.
Он отпустил бинты и направился в сторону дома.
— Пойдемте поедим. Солнце уже высоко, а дел невпроворот.
— А я…
Он же только что прогнал меня, а теперь есть зовет?!
— Не спорь. Старик сегодня не в духе.
Маленький мальчик прошел мимо, многозначительно подмигнув. И, следом за стариков, вошел в открытую дверь.
Дверь внутри дерева.
Глава шестая — Дом внутри дерева
Нимфы и дриады — это часть леса. Его жизнь, его дыхание, его защита.
Все, кроме меня.
Когда они исчезали в листве, я могла лишь спрятаться за стволом. Причем, очень неумело. Когда они растягивались на тонком суку так, будто были его продолжением, еще одной веточкой изящной березы, я привязывала себя веревками, чтобы не упасть.
Да, я была нелепой полукровкой там, где они были частью вечного. Но как и мои сестры, я жила в этом самом лесу. Моей кроватью мог стать мох, моим одеялом — опавшие листья, моей едой — ягоды и грибы.
Но никогда в своей жизни, мне не приходилось видеть дом внутри дерева.
Внутри, это величественное растение, оказалось еще больше чем снаружи. Охватить все одним взглядом, просто не получалось. Большая часть оставалась в тени, и позволяла что — либо увидеть, лишь подойдя ближе. Первое на что упал взгляд, круглом помещении, заменяющим сердцевину растения, огромный низкий стол, чьи ножки были не чем иным, как побегами от этого самого дуба. А где-то в дальнем углу, стояла, заросшая мхом кровать. Или, может, мох, выросший в виде кровати. Кто ж его разберет.
А еще, внутри дерева была построена печь. Большая, с длинной трубой, уходящей куда-то вверх, и теряющейся среди веток, служивших одновременно потолком и небосводом.
Деревья, внутри дерева.
— Что встала, помогай накрывать.
Я дернулась от неожиданности, и уже бросилась помогать, но застыла у стола. Этого дома никогда не касалась женская рука. Разбросанная одежда и посуда. Заваленный едой, книгами и исписанными бумагами стол. Как понять, что можно трогать, а чего нельзя.
У моей матери, каждая бумажка на счету. И каждая на своем месте. Я однажды получила за то, что посмела переложить один из документов. Воспитание диктовало действовать, инстинкты же, вопили об обратном.
— Ну и чего глазенки вылупила?
Мужичок, неопределенного возраста, сверлил меня изумрудными глазами, удерживая на весу чугунную сковородку с жареными яйцами. И когда успел-то?
— Я не знаю, что можно трогать, а чего нельзя. — честно призналась я.
— Все можно.
Со смехом, сообщил ребенок, и руками смел все, что лежало на столе, прямо на… Пол? Землю? Корни?
Голова идет кругом. Не буду ничего трогать. Может это сон, и все рассеется, стоит лишь проснуться?
Они продолжали накрывать на стол, пока я, закрыв глаза, утопала в чарующем аромате полевых цветов, смятой травы и грибного дождя. Стоило бумагам прикоснуться к зелени, служившей ковром в этом доме, как по воздуху разнесся бархатистый запахов весеннего леса. Такого дорогого, редкого, и от того, желанного, в этом удаленном городе камней и металла.
— Чего встала? Садись, ешь!
Гаркнул старик, а мальчик взял мою руку в свои теплые ладони и потянул на себя.
— Садись рядом со мной.
Я не стала противиться, и проследовала за ним, не отнимая почти ледяной руки.
Весенние ночи, всегда холодные. Днем, солнце щедро дарит свои лучи, стараясь прогреть затвердевшую от долгой зимы матушку-землю. Но стоит миновать полудню, как оно медленно тянется к горизонту, утрачивая свою целительную способность.