Состарившись, они будут видеть этот день во сне, лежа в постелях со стиснутыми зубами, давя дряхлыми ногами на призрачные педали.
Мартен жует сэндвич. Огурец тонко нарезан и хорошо смешивается с маслом. С кухни слышны взрывы плача, потом снова смех. У одной из поварих родилась дочка, она приносит ее по воскресеньям. Миссис Дойл не возражает. Все ее дети выросли. Постояльцы по большей части в восторге. Многим хочется подержать младенца, но им не разрешают, так что они качают девочку в уме, вспоминая жизнь, которая у них когда-то была.
Около трех появляется новый постоялец, мистер Хьюго. Голова его сильно изуродована. Мартен гадает, воевал ли он во Второй мировой. На вид он достаточно стар. Рот у него открыт, дыхание затруднено, но он без колебаний направляется к столу с сэндвичами. Глаза у мистера Хьюго молочно-серые, он, вероятно, не видит фиолетовых цветов. Потом его ноги внезапно подкашиваются, и он падает на пол.
Мартен бросается к нему. Миссис Дойл вне себя. Шеф мчится в кухню, кричит, чтобы вышла жена, но старику осталась лишь пара минут.
Мартен подхватывает старика и прижимает его к себе, как младенца. Мистер Хьюго дышит, он в сознании, но глаза у него блуждают. На губах кровь — он прикусил язык.
Мартен видел такое и раньше. Он утешает старика, говорит, что ему сейчас помогут, и взгляд нового постояльца выравнивается. Мартен должен смотреть ему в глаза, помочь хоть чем-то, потому что умирать всегда страшно.
Он гладит старика по голове и крепко его обнимает. Когда Мартен начинает напевать песенку, которую помнит с давних пор, в глазах старика светится узнавание. Голова у него изуродована, потому что много лет назад ему выстрелили в лицо.
Понятно, что сейчас случится. Мартен склоняется и шепчет то, что прошептала ему покойная жена в свои последние секунды.
Потом дыхание старика медленно и едва ли не умышленно останавливается. Пару мгновений он не понимает, что умер. Он чувствует сердце Мартена и принимает его за свое.
V
Когда приехала «Скорая», Мартен вернулся на свое место. Миссис Дойл смотрела, как санитары загружают в машину тело, и разговаривала с медицинским инспектором, который делал записи в блокноте.
— Он ушел в лучший мир, — сказала она.
— Не все верят в Бога, миссис Дойл, — заметил инспектор.
— Это неважно, доктор, — заверила миссис Дойл. — Он-то старика в свою сеть поймает.
Гонка, которую хотел посмотреть Мартен, кончилась. Зрители вопят, пилоты поливают друг друга шампанским.
Снаружи, на скамье у пруда, беседуют несколько постояльцев. Они никогда к этому не привыкнут.
Мартен представляет, как снимает одежду и всем весом погружается в воду. Дно мягкое, и его ноги проваливаются в зыбкую тьму.
Он уходит под воду и открывает глаза. Их щиплет, но можно смотреть.
Человек, которого он даже не помнит, отдал его матери.
Он предполагает самое лучшее, потому что знает слишком мало.
Тогда не было дома престарелых «Старлайт». Лос-Анджелес был пригородом, полным роскошных машин и лотков с гамбургерами. Здесь всегда было жарко и пыльно.
Ночами бульвары озарялись вспышками неонового света.
Тело мистера Хьюго увозят.
Мы переходим от памяти к воображению, лишь смутно осознавая перемену.
Ковер в кафетерии, на котором умер старик, когда-то был низкорослым леском. А за ним текла медленная река, откуда большими глотками пили львы, и с их морд капала вода.
Вдали поднимался дым от горящей сухой травы.
Местные собирали желуди и ракушки. Убивали оленей и мелкую дичь.
Под прудом «Старлайта» погребены кости женщины, прославившейся в своем племени исполнением песен предков. Когда она пела их у костра, никто не шевелился.
Больше всех на свете она любила свою дочь. Им нравилось делать украшения из перьев. Остальные отрывались от своих занятий и наблюдали за ними.
На обочине, у которой припаркована «Скорая», дочь той женщины однажды нашла маленькую птичку.
Она весь день ждала птичкину маму, а потом, в сумерки, принесла птичку домой.
Другие дети прибежали взглянуть, что там у нее, и расшумелись.
Мистер Хьюго
Манчестер, Англия, 1981
I
Я отрывался от телевизора и видел в окне лицо Дэнни. Я махал ему: заходи, заходи. Поворачивалась дверная ручка.
Из-за него мне приходилось смотреть детские передачи. Потом наступал вечер. Мы вместе ели что-нибудь горячее. Всегда: спасибо, мистер Хьюго. Дэнни был вежливым мальчиком.