— Не бойся, я добрый, обижать не буду, — ласково сказал Дракон, — Ну, рассказывай, что там у тебя. Что случилось?
Что случилось? Я всегда хотела услышать этот вопрос от сестры. От брата. От матери. Но услышала его от незнакомца из какого-то притона. В последний раз такую теплоту я чувствовала только от отца. Это он так ласково со мной разговаривал, это он готов был меня выслушать и поддержать. Может, и этот не плохой? Хотя, мне всё равно, кому выговориться, лишь бы услышали.
Да, именно это я ему и вывалила. И мне показалось, что я впервые за долгое время так много говорила. Даже стало легче, как будто вновь научилась говорить и открылось второе дыхание.
— Тебе одиноко? Тебе плохо от того, что тебя никто не слышит и не замечает? Тебе невыносимо осознавать, что от тебя все открестились?
Он прижал меня к себе ещё крепче и принялся качать, как младенца, приговаривая нараспев:
— Чувствуй волны, качающие тебя. Они успокаивают и принимают твою боль. Чувствуй мою любовь, обволакивающую тебя и заживляющую раны. Я тебя обласкаю, пригрею и поглажу, и не будет ни страданий, ни слёз. Заблудившийся котёнок обрёл дом, где с него смоют грязь и залечат болячки.
Я закрыла глаза. Ещё чуть-чуть, и замурлыкала бы, честное слово. Удивительный мужик.
Моего рта коснулась самокрутка.
— Дыши, — напевал он. — Дыши всем своим существом. Вдыхай жизнь всем своим существом, чувствуй её силу, стручающуюся по твоим венам. Мир и ты — одно целое. Мир любит тебя. Я люблю тебя.
Помимо своей воли я вдыхала и выдыхала дым, и как будто волны и впрямь подхватили меня и понесли. А тёплые руки Дракона грели меня и гладили, а его губы касались моего виска. Не хотелось открывать глаза, не хотелось не о чём думать. Я снова в коконе, и этот кокон защищает меня от метели, бушующей снаружи.
Его губы скользят всё ниже и вот уже касаются моих. Сухие и потрескавшиеся, от него пахнет какими-то невообразимо вонючими воскурениями. Его рот раскрывает мой рот. Трезвая Саманта, запертая глубоко внутри меня, яростно запротестовала, но её никто не слушал. Его язык вовсю гулял в моём рту, а борода щекотала мой подбородок. Его живот был мягким, коленки — острыми, голоса окружающих людей били по ушам.
Секунда — и его тело вдавливает моё в мягкие подушки, а мои ноги мигом раздвинуты его коленями. И тут я вскрикиваю и вырываюсь, сбрасывая Дракона с себя, и убегаю, расталкивая людей. Ногой открываю дверь и выбегаю навстречу холодной зиме и тьме городской ночи.
Бегу мимо пьяных людей, к широкой улице, к машинам и магазинам, к голым деревьям и кустам, к вывескам и толпе. Не слышу ничего и не осознаю, где я и что делаю. Но довольна собой. Ещё чуть-чуть, и я бы совершила непоправимую ошибку.
Я смеюсь и бегу по дороге. Да, лучше вырваться из такого кокона и побежать навстречу снегу. Холод отрезвляет меня окончательно, и одиночество меня уже не так страшит. И Чарльза прибить хочется.
— Что с тобой?
Я поворачиваюсь к знакомому голосу. Тео собственной персоной. Вот уж кто-то, а он точно не подходит к этим грязным стенами и накуренным клубам. Как и вообще ко всему творящемуся вокруг. Светловолосый, юный и сияющий. Нереальный. Как тульпа.
— Фата моргана, — пробормотала я.
Тео вопросительно посмотрел на меня.
— Этот город — мираж. Или ты. Или я, — поясняю я. — Я уже ничего не знаю. Совсем запуталась.
— Что с тобой? — повторил он, преданно глядя мне в глаза.
— Чарльз пытался сбагрил меня какому-то сектанту и любителю школьниц, — проворчала я.
— Чарльз?
— Нильс этот твой. На самом деле его Чарльз зовут. Мы с ним познакомились, когда я чуть не утонула. Кстати, куда ты пропал тогда?
— Извини, — расстроился Тео, — Я убежал. Это было после ссоры с тобой. Я не увидел, что ты чуть не утонула.
Я скептически взглянула на него. А потом вздохнула. Не очень-то хотелось разбираться со всем этим.
— Как мне это надоело, — сказала я, опускаясь на скамью.
Тео опустился рядом со мной и обнял меня. Его руки были не такими тёплыми, но от него хотя бы не несло куревом. Он молчал и просто обнимал меня, робко прикасаясь, и этого было вполне достаточно нам обоим. Я не плакала, а просто смотрела куда-то вниз, на следы птицы на снегу, и старалась выровнять дыхание, пока он нежно гладил мои волосы, перебирая их пальцами.
Снегопад сошёл на нет и люди попрятались по домам. Город погрузился в дрёму. Мы сидели в одиночестве и обнимались, слушая тишину друг друга.
====== Убежать от себя ======
— Мама, я напилась, несмотря на язву.
Она сидела на стуле, повернувшись спиной ко мне. Падал крупный снег, окутывая своим исцеляющим холодом уставшую землю. Мне хотелось, чтобы он укутал и меня, но я была за стеной, в полупустой комнате, пропахшей медикаментами.
— Я накурилась вместе с каким-то взрослым любителем школьниц и едва не переспала с ним.
Мне хочется думать, что она молчит, потому что злится. И перебирает про себя оскорбления. Шлюха, шалава, дрянь. Что угодно. Если бы она выкрикнула мне это в лицо, я бы не возражала. Если бы она влепила мне пощёчину, я бы не возражала. Если бы она отхлестала меня ремнём до синяков, я бы не возражала.
— Я связалась с каким-то алкашом. Он пишет странные стихи и пропивает всё имущество.
Но она ничего из этого не сделает. Она даже не пошевельнётся. Я встаю перед ней, заглядываю ей в лицо. Она смотрит в никуда. Сомневаюсь, что она меня вообще слышит.
— Сестра меня бьёт, брат где-то шляется и приходит пьяный. Или даже уторченный. Ты даже не знаешь, что происходит в твоём собственном доме.
За дверью кашляет санитар. В ординаторской громко хохочут медсёстры. В соседней палате слышен шум драки. Раздаётся топот. Я начинаю злиться.
— И что? Ты думаешь, это изменит что-то? Ну заперлась ты в своём панцире, что дальше? Отец вернулся из мёртвых? Брат взялся за учёбу, а мы с сестрой помирились?
Из её уголка рта стекает слюнка. Она похожа на отца, лежащего в гробу. Живое растение.
— Ты так и будешь убегать?! — закричала я, наклоняясь к ней и тряся её, — Мы живые! Мы рядом! Ты нужна нам!!! Хоть раз обрати на нас внимание!
Слёзы градом бегут по щекам, перемешиваясь с соплями. В голове всё отозвалось резкой болью. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я резко, наотмашь, бью мать по щекам. Санитары прибегают и оттаскивают меня от неё, а я брыкаюсь, кусаюсь, ору благим матом и задыхаюсь. Дело дошло до того, что мне влили в горло успокоительное. На шум прибежал лечащий психиатр матери.
— Почему?! — набрасываюсь я на него, найдя козла отпущения, — Почему она бросила нас?! Какого хрена она ставит свои проблемы выше наших?! Не она одна тут вся такая несчастная, мы потеряли отца! Почему до неё не дойдёт?!
Постепенно я начинаю чувствовать слабость, растекающуюся по своему телу. Психиатр отводит меня в свой кабинет, успокаивающе положив руку мне на плечи. Мне хочется сбросить его руку и покрыть его матом, и в что же время уже на всё плевать.
— Я понимаю твоё горе, — вкрадчивым голосом сказал он, подавая мне кружку чая.
— Не понимаете, — сухо отвечаю я, — Чай свой можете залить себе в жопу в качестве клизмы.
Психиатр предпочёл пропустить мимо ушей мою последнюю реплику.
— Ты уже большая девочка, поэтому я скажу тебе правду: шансов мало. Но есть. Выход есть всегда, и смертельно больные вылечивались, твоя мать не исключение. Больница терапиями и семья любовью смогут излечить её и вернуть к жизни.
— Глупые сказки, — фыркнула я. — Я бы поверила, но какой смысл строить песчаные замки, если рядом маячит гигантская волна? Мать так и пролежит до конца своих дней. Предпочла сбежать в мир грёз. Или куда там.
— Но возможно…
— А знаете, я могу её понять. Там всё хорошо, а здесь муж мёртв, сын пьёт и шляется где попало, дочь нервная истеричка, вторая — забитая замухрышка, у которой из друзей только воображаемые. И все друг с другом не ладят. Какой смысл здесь оставаться?