Мама еще была на работе, поэтому в доме присутствовали только мы с Игги.
– Тот старик на дороге, он тебя вовсе не напугал?
– Еще как напугал! Этот псих долбаный, – пробормотал я, роясь в шкафчиках в поисках чего-нибудь съестного. – Но, что было, то прошло. Надеюсь больше мы его не увидим.
Я отрезал толстые куски хлеба и приготовил нам два сэндвича из колбасы, сыра и свежей зелени.
– Тебе разве не интересно, как он сумел исчезнуть прямо у нас на глазах?
– Поверь мне, очень интересно. И я бы обязательно у него об этом спросил на досуге, но знаешь, порой мы не можем найти ответы, как бы сильно не старались их искать. И лучше оставить эти поиски, чтобы не съехать с катушек от жуткого осознания, что ответа, как такового нет и никогда не было. Или он не соответствует нашей истине.
– Ни че не понял, – отозвался друг, забавно захлопав ресницами.
– Я тоже, – признался я, – но в этом и заключается смысл – мы просто никогда этого не поймем. Даже если бы он растолковал все детально. Возможно это обман зрения от лучей солнца или у нас от жары мозг глюканул.
– Что – у обоих?
– Не исключено.
Разлив по стаканам чай, я положил все это на стол и мы принялись за еду.
– Какого хрена!? – неожиданно издал вопль Игги, с отвращением отбрасывая надкусанный сэндвич на пол. Его лицо вмиг позеленело. Он надул щеки так, будто его собиралось тошнить.
– В чем дело? – спросил я недоуменно.
Он не отвечал мне. Но потом я увидел все сам.
Между ломтиками хлеба была хорошо спрятана отрубленная головка голубя, с засохшей кровавой коркой на болезненно-грязной макушке, вонявшей от жары. И он ее чуть было не слопал!
– Это твоих рук дело!? – надрывно закричал он. – Ты больной, что ли? Зачем ты это сделал!?
– Что? Игги, я...
– Ты просто псих ненормальный! – продолжал он, дрожа всем телом от страха и омерзения.
– Но это не я! – запротестовал я, ощущая, как по коже гуляет сотни мурашек. Желудок завязался морским узлом. Я сдерживался, глядя на окровавленную влажную головку, чтобы не потерять свой обед. – Я готовил перед твоим носом и ничего не подкладывал! Клянусь! Ты же все видел!
Но он не был настроен к дальнейшей беседе. И не хотел ничего выяснять. Даже самые убедительные речи не подействовали бы на друга. Игги просто не мог успокоиться.
– Ты заплатишь за это, Кевин! Тебе все отзовется! Когда-нибудь ты останешься один, в полном одиночестве! И тогда вспомнишь, как издевался над многими!.. Иди ты к черту! – выпалил он и бросился вон из комнаты.
Я не успел его остановить. Я был в ужасе и замешательстве. Склонив голову вниз, сидел в полумраке кухни и смотрел на это безобразие. А стеклянные глаза голубя безжизненно смотрели на меня в ответ.
Я готовил нам сэндвичи. Но кто тогда подложил отрубленную голову птицы? И как он это провернул!?
5
– Как-то странно, – произнес я совершенно случайно. – Не могу понять.
– Ты плохо себя чувствуешь? Говори, где болит?
Мама опустилась напротив, с волнением заглядывая мне в лицо.
На следующий день от случившегося после обеда я сидел в гостиной в кресле и наблюдал, как мама занимается уборкой, точно пчелка порхая от одной вещи к другой, смахивая метелкой пыль. Всю ночь я не сомкнул глаз, вспоминая жуткий инцидент, и уснул только под утро. В последнее время меня стала часто посещать бессонница.
– Не, мам, нигде не болит. Странно то, что я практически не помню, что было вчера. И до этого. Как-то странно, – снова повторил я отчужденно, наверное даже не расслышав собственных слов. И скорее обращался больше к себе, нежели к маме.
– Ну, это нормально, – отвечала она, возвращаясь к своим заботам. – Видимо день был неинтересным, вот и не запомнился тебе.
Я хмыкнул.
– Иногда люди настолько рассеяны, – продолжала мама, – что не могут вспомнить, что делали пару минут назад.
– Я помню свое имя, как зовут тебя, где учусь и нашего почтальона Бакстера, но события минувших дней для меня, как в тумане.
– Если тебя это так волнует можем съездить к врачу?
– Нет, – сказал я, натянуто улыбнувшись ей, – все нормально. Правда. – Но улыбка тут же сползла с лица.
– Ты же был вроде с Игги. Позвони ему.
– Мы с ним вчера поссорились.
Она повернулась и подозрительно обратила на меня взор, сложив руки на груди так, будто собиралась в чем-то отчитывать.