Маша решила как-нибудь наведаться в музей и подробнее изучить экспонаты, а покамест направилась прямиком на третий этаж, где, согласно письму Крапивницкого, располагалась администрация.
Секретарь, услышав цель ее визита, приветливо улыбнулась и указала на высокие двойные двери с золотой табличкой, на которой были выбиты имя и должность его владельца. Секретарь открыла дверь и жестом пригласила Машу войти.
Помещение слабо напоминало кабинет. Скорее библиотеку в старинных замках. Напротив дверей огромные окна, выходящие в парк, занавешены тяжёлыми темными портьерами, перед ними несколько столов с книгами, папками и документами, диковинными статуэтками. На одном из них с краю притулился монитор и стационарный телефон — будто лишние в этой старинной роскоши.
По другим стенам высились, уходя под потолок, стеллажи из темного, почти чёрного дерева, с переставными лесенками.
Маша замерла на пороге, рассматривая все это великолепие. Впечатление было точно такое же, когда она впервые вошла в библиотеку акудзин — полный всепоглощающий, заставляющий замирать сердце восторг.
— О! Вы должно быть Мария⁈ — раздался голос откуда-то сверху.
Маша вздрогнула и подняла глаза. С лестницы второго яруса на нее приветливо глядел пожилой невысокий мужчина в костюме-тройке.
Профессор Крапивницкий очень споро для своей комплекции спустился вниз и галантно поцеловал Маше руку. Маша была покорена. Мало того, что Крапивницкий был похож на любимого актера: такой же полноватый, невысокий, с лысиной, обрамленной пушистыми белыми волосами, и прямоугольными очками на круглом щекастом лице. Так ещё и манеры были, словно она оказалась в восемнадцатом веке и говорит лично с хозяином старинного дворца.
Профессор тем временем принялся хлопотать у одного из столов. Пододвинул Маше кресло, освободил кусочек стола и поставил на него две чашки с ароматным чаем, которые принесла секретарша.
При этом Крапивницкий все делал с улыбкой, милой улыбкой доброго дедушки. Маша сама невольно стала улыбаться, глядя на него.
— Итак, юная леди! — начал профессор, усаживаясь напротив Маши. — Вас заинтересовала моя работа! Та ее часть, где я говорю про акудзин. По правде говоря, я удивлён! Ведь среди мифических существ есть, хм, персонажи поинтереснее.
Он заговорщики подмигнул Маше, но она не растерялась и решила, что раз профессор решил поболтать, стоит пойти ему навстречу:
— Вот как⁈ И почему вы считаете акудзин не слишком интересными? Ведь они так загадочны!
— Ой, да что вы говорите? Обычные энергетические вампиры! Моя теща ещё им фору даст! Хе-хе! — он мягко засмеялся и, причмокнув пухлыми губами, сделал глоток чая.
— Я пишу работу по акудзинам. Мне очень понравилась ваша книга! В ней довольно много сведений, — продолжала Маша с милой улыбкой. — Но я так же нашла в библиотеке иллюстрации господина Левина. И меня кое-что смутило.
— Левина? Прохора Левина? — воодушевился Крапивницкий, услышав знакомое имя. — Мы были хорошо знакомы. Прекрасный был человек и художник с очень сложной судьбой! Что же вас смутило?
— Там написано, что иллюстрации выполнены по серии книг, в том числе и по вашей. Но изображение акудзина… — Маша замялась, подбирая слова. — Вы не описывали серую кожу в трещинах и рога…
— Ах, это! — добродушно засмеялся Крапивницкий. — Художники люди творческие. Что поделать? Невозможно остановить буйную фантазию фактами!
— Фактами? А какие они на самом деле? Какие акудзины?
— Вы, юная леди, не отличите акудзина от простого человека, пока он не начнет пить ваши эмоции.
— Вот как? — правдоподобно удивилась Маша. — Я, кстати, нигде не нашла сведений о том, как противостоять акудзинам. Как вы думаете, это вообще возможно? У меня очень строгий куратор. Он просил высказать хотя бы предположения. У вас в работе была описана японская деревня на острове Цусима…
— Ах, да! Но это действительно лишь предположение. Точнее, эта деревня реально упоминалась в записках путешественников. Но там были слишком расплывчатые формулировки, — отмахнулся профессор.
— И всё же. Как вы сами считаете, почему жители деревни не боялись акудзин? Ведь от них, как известно, нет спасения, — Маша твердо решила выпытать у Крапивницкого ценную информацию любым способом.
— Вы очень любопытны, — будто одобрительно закивал профессор. — Но с чего вы взяли, что от них нет спасения?
— Ну как же? — Маша задумалась. — Они умеют телепортироваться, они усиливают твой страх… А страх сковывает, не даёт мыслить.
— Страх — это всего лишь иллюзия, — отрезал профессор, вмиг став серьёзным. — Страх — это главное блюдо у них, но не основное. Просто им проще манипулировать и питаться. Страх — это инстинкт самосохранения. Человек боится подходить к краю обрыва, потому что знает, что может сорваться и умереть. Страх — это то, что продлевает нам жизнь. Наш стоп-кран. Да, эти существа в Японии, а позже и на всем Евразийском континенте считались одними из самых опасных, но на любое действие есть противодействие.
— Я не очень понимаю… — Машу смутила резкая смена настроения добродушного старика.
— Всегда, испокон веков, существовали средства притупляющие страх и другие эмоции или наоборот усиливающие их, — Крапивницкий подобрался, будто собирался читать лекцию. — Они и сейчас есть. И природные, и синтетические. Седативы, наркотики, алкоголь, анестезия. Все что может влиять на чувствах и эмоции людей.
— И что же могло быть у жителей деревни Тонасё?
— О, много чего. Эндемиков везде хватает. Уверен, что большая часть до сих пор не найдена или найдена, но не изучена, — улыбнулся Крапивницкий. — Я не упоминал это в книге, не потому что не захотел, а потому что нельзя было. Редакторы не пропустил бы. В то время с этим было гораздо строже.
Он поднялся и прошел в другую часть кабинета. Начал копаться в шкафу и наконец извлёк из его недр большую объёмную тетрадь. Такие Маша не раз видела в детстве у родителей. Популярные в то время толстые тетради в крупную клетку. Крапивницкий вернулся на место и начал листать книгу. Маша боялась выдохнуть, чтобы не спугнуть его.
— А! Вот. Это мой черновик. Так вот, вероятнее всего, жители Тонасё готовили отвар из кофуку. Это местный эндемик. Его листья обычно разминают и делают из кащицы компрессы на раны. Растение снимает боль и обеззараживает, но… Пить отвар из него — не самая лучшая идея. Кофуку может вызывать галлюцинации.
— Скажите, а у нас кофуку можно найти? Привозят же нам редкие специи из других стран, — Маша шла ва-банк, но выбора не было.
Крапивницкий удивлённо уставился на нее, затем поднял глаза к потолку, задумался, но через пару мгновений произнес:
— Думаю, стоит поискать в лавках, которые специализируются на восточной медицине. У этих чего только нет. А вам зачем?
— Мне? — Маша приложила руку к груди, изображая неподдельное удивление. — Да незачем. Просто чтобы было, что ответить. У меня ну-у-у очень строгий и специфичный куратор. Ещё один вопрос, профессор. Можно?
— Да-да, конечно. У меня ещё есть немного времени, — доброжелательно ответил он.
— Как вы думаете, акудзина можно убить не просто оружием, а каким-то необычным способом? Ну вот, например, как вампира осиновым колом.
— Хм, не знаю. Но, возможно, акудзины не появлялись на Цусиме именно из-за плохо влияния на них кофуку.
— Странно, что Левин изобразил акудзина мертвым, — прошептала Маша. Думала, что в своих мыслях, а оказалось вслух.
— Откуда вы знаете, что Прохор писал акудзина мертвым? — тут же нахмурился Крапивницкий, в мгновение сменив добродушность на подозрительность.
— Ну как же!.. — испугалась было Маша, но тут же нашлась. — По иллюстрациям видно, что все существа в книге изображены мертвыми.
— Хм… — профессор поправил очки, встал и начал прохаживаться по кабинету, заложив руки за спину. — Вы очень наблюдательны, Мария. Он этого и хотел… Когда мы с коллегами его консультировали, я дал свое описание мертвого акудзина. Они подняли меня на смех! Представляете⁈ Я со злости и сказал, что у акудзина точно были рога. В рога они поверили, а в серую кожу в трещинах нет, но Прохор ее все равно изобразил. Для эффекта.