Фон Райх и лорд Уортон сменили свои дорожные костюмы. Кое-кто из европейских мужчин пришел в черных или темно-серых костюмах для утренних приемов или их дневной версии — однобортных сюртуках с белыми галстуками, в полосатых серо-черных брюках и шелковых цилиндрах, однако большинство оказались в таких же белых полотняных костюмах, какие носят фон Райх и английский лорд.
Офицеры — в одинаковых тропических шлемах, армейских ботинках и сильно накрахмаленной военной форме, отличающейся только знаками различия.
Среди немногих присутствующих египтян и турок в европейских костюмах и фесках единственные мужчины, чувствовавшие себя комфортно в полуденную жару, — это те, на ком была национальная арабская одежда пустынь, позволяющая воздуху циркулировать: просторные белые туники и надетые поверх них плащи без рукавов из хлопка, льна или шелка синего, зеленого и желтого цветов, доходящие до лодыжек и опоясанные сплетенными из золотистого шелка кушаками с кисточками для украшения талии. Даже веревочные сандалии выглядели практичнее, чем прочая обувь.
Все мужчины, словно сговорились, пришли с оружием: англичане — с револьверами «уэбли», а французы — с офицерской версией их револьвера «шамело-дельвинь». На поясах у арабов висят ятаганы или кинжалы, украшенные всевозможными драгоценными камнями, — оружие с дистанцией поражения меньшей, чем у револьвера, но, несомненно, столь же эффективное в руках тех, кто с ним вырос.
Я не удивилась бы, если бы узнала, что и у женщин в сумочках есть маленькие пистолеты, в частности у француженок, более продвинутых среди представительниц своего пола, поскольку их страна находится на перекрестке всех мировых тенденций.
Забавно смотреть, как англичане и французы потягивают турецкий кофе из маленьких изящных кофейных чашечек, оттопырив мизинец, — это кажется так нелепо. Им бы пить бренди, но египтяне — трезвенники, по крайней мере на людях.
Слышится негромкий гул, который постепенно усиливается, а заканчивается глухим ударом в большой гонг, и медные трубы звонко возвещают о прибытии группы всадников на верблюдах.
Впереди всех скачет, очевидно, наш хозяин на единственном белом верблюде. Его бедуинская одежда из шелка, а не из хлопка или льна и усыпана драгоценными камнями — сверкающими рубинами, сапфирами и бриллиантами. Слуга становится на четвереньки рядом с опустившимся на колени верблюдом шейха, чтобы тот встал этому человеку на спину, когда будет спешиваться. Я морщусь при виде того, как он становится на живую подставку для ног, — шейх совсем не тщедушный мужчина, в нем фунтов двести.
Он идет по красному ковру, расстеленному от одного из столов, рядом с которым стоят сарацины с длинными саблями и пистолетами, заткнутыми за пояс.
— Боюсь, вам, леди, придется некоторое время позаботиться о себе самим, — предупреждает фон Райх. — Его светлость и меня удостоили чести сидеть за столом шейха. — В его голосе слышится гордость и мужское превосходство.
Когда они направляются к столу шейха, я с изумлением замечаю, кто садится рядом с шейхом — Фредерик Селус.
Не успела я справиться со своим удивлением, как еще один человек появляется из темноты позади шейха и садится за его стол — рыночный заклинатель змей, кого фон Райх назвал псиллом.
Я хочу сказать леди Уортон, что с воплем убегу из шатра, если еще и Джон Кливленд материализуется, но она куда-то подевалась — наверное, опять пошла за питьем. Когда леди Уортон возвращается, я спрашиваю, не являются ли фон Райх и ее муж друзьями шейха.
— Фон Райх встречался с ним в Каире. Мой муж незнаком с ним, но у них общие интересы — скачки. Мой муж выращивает скаковых лошадей, и шейх пригласил его, чтобы поговорить о них.
— Я люблю лошадей, и у меня когда-то была своя лошадь. Я участвовала в ярмарках округа в Штатах. Даже получила несколько наград.
— Как мило. — Она говорит так, словно мне достался утешительный приз на игровом автомате.
С вежливой улыбкой на лице я подавляю внутренний стон, внушая себе, что должна прекратить учтивые беседы с этой высокомерной особой и просто подавать ничего не значащие реплики на все, что она скажет.
Шейх садится за стол и хлопает в ладоши — нам разрешается сесть.
Нежные звуки деревянных духовых инструментов наполняют шатер, и появляются босые девушки с закрытыми вуалью лицами. На девушках наряд из шелка богатого пурпурного цвета. Ткань прилегает к их телам, подчеркивая грациозные формы. Желтые платки, увешанные монетами, опоясывают их бедра.